Страсти по Фоме. Книга 2 - Сергей Викторович Осипов
Иезибальд оказался мертв. Мэя сказала об этом как-то спокойно, даже рассеянно. Теперь страной правит его сын, Анабел. Войны, слава кругам, кончились…
— А Меркин? — сразу перевел разговор Фома. — Меркин-то, надеюсь, жив?
Тайный советник был жив, так же как и капитан Блейк, но только Блейк наезжает еще в замок, по старой памяти, хотя сразу после отъезда графа чуть ли не весь двор перебывал в замке, ублажая Мэю. Но она даже рада, это так суетно и все говорят о его сиятельстве в прошедшем времени, совершенно не замечая этого…
Фома продолжал тормошить ее расспросами и разбойными поцелуями, от которых она теряла нить разговора. Старик Иелохим тоже умер, но умер хорошо — легко, и свое огромное состояние оставил какой-то разбитной девице, забыв об Однухе, благодаря которому, говорят, его и составил: никто лучше мальчика сироты не ловил розовые круги. Правда (Мэя чуть-чуть оживилась), многие говорят, что богатство ему принесли монеты, которые он получил от графа. Об этом он на радостях нечаянно проболтался в первый же день, в трактире, но позже, протрезвев, старик все отрицал и графа иначе как проходимцем не называл. «За что он вас так, граф?..»
Что же они все умирают-то, подумал Фома.
— Ну, а Марти — шпион и лучший друг моих закусок? Он-то хоть не умер, Мэя?
Мартин, все-таки, стал главным церемониймейстером, потому что старший Мартин тоже умер.
Фома удивленно посмотрел на Мэю.
— Господи, Мэя, здесь снова был мор?.. Почему они все умерли, стоило мне только уехать?
— Только?.. — Мэя подняла на него глаза, и он увидел в них не то чтобы укор, но легкую тень его, легчайшую.
Так смотрят на любимое, но заигравшееся чадо.
— Вы разве не помните, граф, сколько времени прошло, с тех пор, как вы уехали? — удивленно спросила она.
— Ну и сколько? — отважно спросил Фома, по всем его подсчетам, даже самым катастрофическим, не более полугода. А так — месяц — два. Но ведь это не срок!
— Не срок? — обиженно воскликнула Мэя. — Без малого, четыре года!
— Да ладно, Мэя… — Он с улыбкой недоверия покачал головой, хотя внутри все болезненно сжалось. — Не года, наверное, четыре — месяца?.. Это ты, чтобы отомстить мне, да? за бесцельно проведенные четыре месяца, ну пусть полгода? Я не мог дольше! И я принимаю упрек, но обещаю, что мы наверстаем эти…
— Гра-аф! — улыбнулась Мэя, и эта улыбка показала, сколько она пережила за это время. — Вы уже давно всё поняли, только не хотите признаваться.
Да, он не хотел признаваться в этом, как не мог согласиться и с тем, что потеряно столько лет! Нет!
— Как же могли умереть столько человек за три месяца, — продолжала в это время Мэя, — разбогатеть и тоже умереть мэтр Иелохим, а Марти — стать главным церемониймейстером?
— Легко! — безапеляционно сказал Фома, представляя сколько человек умерло, после одного только турнира Тара-кан и сколько разорилось и разбогатело, при этом, на ставках против него, Фомы.
— Все зависит от обстоятельств, Мэя!.. Ну хорошо — год, я согласен! Только перестань мне морочить голову, лучше ее поцелуй!
Мэя отвела его руку.
— Обстоятельств?.. — Она поняла, что он действительно не верит. — Ну, а этому-то обстоятельству вы поверите, граф?..
Она посмотрела куда-то мимо него. Внутри у Фомы все рухнуло. Она вышла замуж? Почему Ольгерд не сказал? Вот откуда эта сдержанность!.. Он медленно повернул голову…
В дверях, вернее у их высокого порога, стояло невыразимо забавное, пыхтящее обстоятельство, примерно трех лет, а Ольгерд, высившийся за ним Араратом (только не тем — суровым и неприступным, что стоит сейчас, а тем, что встретил когда-то Ноя — расплывшимся от умиления местом нового Эдема), слегка подталкивал его по направлению к ним.
Фома замер.
— Мам-ма, — прокряхтел крепыш, с трудом перебираясь через порог.
Огромный кинжал в ножнах, притороченных на поясе, был слишком тяжел и путался у него в ногах, мешая преодолеть барьер. Граф использовал этот тяжелый боевой нож только тогда, когда длинный Ирокез был бесполезен. Как он его оставил?..
Все еще не в силах сдвинуться с места, он во все глаза смотрел на мальчишку. Нет, это не копия, это оригинал, он с радостью признал, что еще чуть-чуть похож на мальчика с фотографий своего детства, с еще круглым лицом и упрямым зализом волос на лбу, и ямочкой…
— Томми! — позвала Мэя.
Фома! Новый!.. Светлая легкая соломка малыша победным хохолком встала у него на макушке, когда он, преодолев-таки порог, побежал к Мэе.
— Дядя! — ткнул он пальцем в Фому, и хотел бежать обратно по своим делам, после поцелуя Мэи.
Но Фома не мог так его отпустить и, вместе с тем, не хотел останавливать силой. Не надеясь на себя, совершенно незначительного, в присутствии Мэи, Ольгерда, он приказал Ирокезу появиться из-за спины, как бы ненароком. И верный друг не подкачал, появился, сияя, словно конь в алмазной сбруе из колесницы Арджуны, грозный и прекрасный…
Малыш, рванувший было к дверям, задохнулся от восхищения, так же, как и Фома, ощутивший его горячие ладошки на своих коленях.
— Дай! — приказал малыш, когда сумел преодолеть восхищение и закрыть удивленный рот.
— Это мой друг, Ирокез, — представил Фома.
— А мой?.. — Мальчик вцепился в ножны.
— И твой. А когда ты вырастешь, он станет и твоим верным помощником.
— А я уже вырос!..
Томми соскочил с его колен и попытался размахнуться слишком тяжелым для него Ирокезом.
— Ты уже не уйдешь, правда? Я больше
