Admin - Везде светит солнце. Дилогия (СИ)

  -Вернуть себе власть хочешь?- логично предположил иллар.

  -Я был слишком терпелив, вот и поплатился. Нет, старик, я не буду вас истреблять, не стану откручивать башку Гелию и его жёнушке. Но скоро вы услышите о Брадо снова - моё имя прогремит. А знаешь почему его будут бояться больше, чем когда я был на вершине столичной власти?

  -Боюсь даже представить.

  -Потому что злость моя, сила моя, беспощадность моя будет обрушиваться на любого не потому, что я корону напялил на голову, а потому что никто мне не указ. Против меня нельзя будет пойти бунтом, или свергнуть с трона, или отравить зельем. Возмущаться будут под стенами дворца и требовать у короля защиты от меня и моей шайки. Ха, требовать от Гелия пойти против меня армией слабаков, чтобы вернуть покой в Селию. Так вот запомни, иллар Первей, вы будете умолять меня остановиться и даже будете протягивать мне корону в знак покорности, но мне уже не нужны вонючие почести - я сам придумаю для себя правила и почёт будет плясать под мою лелту.

   С минуту ещё Первей стоял и тупо смотрел в пустоту, после исчезновения Брадо. Прошли те времена, когда иллары не знали страха, поэтому ещё с пол часа старик собирался с духом, чтобы пойти разбудить Гелия и поведать о разговоре с молодым магом, который прошёл сквозь все и колдовские и илларские ловушки, которыми был защищён дворец, доказав, что для него не существует весомых препятствий. И уж конечно Первей не осмелился предположить, что после разговора с ним Брадо направится не восвояси, а этажом ниже, в комнату Камелии. Когда дверь осторожно открылась и лёгкой походкой придворная дива вошла в свою спальню, Брадо не шелохнулся в кресле и с вожделением наблюдал за грациозными движениями прекрасной молодой женщины. В комнату проникал свет только с улицы, где ночное сияние лиизий играло на ночном небе, и в этом голубоватом переливе Камелия казалась магу ещё более притягательной и желанной. Она кружилась в середине комнаты и улыбалась тем жарким и страстным воспоминаниям, которые ещё не успели осесть в памяти равнодушным осадком прошлого. Прочитать её мысли и увидеть всё то, что произошло в каморке сочинителя, для Брадо не составило большого труда, вернее, вообще никакого труда не составило, поэтому он безжалостно вцепился в обивку кресла и вырвал то, что оказалось в кулаках. От резкого неожиданного звука Камелия вздрогнула и в страхе забилась в угол. Она не видела лица незваного гостя, сидевшего в тени, но как только он встал и вышел на свет, падавший косым лучом из окна, ужас отразился на лице певицы и, казалось, она вот-вот потеряет и голос, и дар речи.

  -Вижу, не ждала,- без угрожающей интонации начал Брадо.- Вижу, нашла с кем утешить себя. Видишь, а не поблагодарила меня,- но даже спокойное выражение лица Брадо выдавало его недобрые намерения, поэтому Камелия судорожно решалась: звать ли на помощь и поможет ли ей этот шаг отчаяния - кто мог тягаться силой с молодым магом? - никто.

   Брадо медленно приближался к Камелии, словно сокращая её жизнь, и от такой близости у придворной дивы сковало холодом всё тело. Она прижалась к стене и со слезами на глазах смотрела на кулаки мага. Слава о разбойнике Брадо, как только он стал одним из правителей Селии, потянулась за ним и в эту страну из Илии, и всем было известно как жесток он бывал с женщинами. Камелия не сомневалась, что ему не понадобиться магия, чтобы сделать ей больно, и из её уст невольно вырвалось молящее:

  -Не надо.

  Брадо не остановился. Приблизившись к Камелии вплотную, он поставил её на ноги, не прикасаясь, и, насильно поцеловал. Многие женщины Селии и Илии представляли: каким должен быть поцелуй иллара или колдуна, многие приняли бы за счастье испытать себя таким образом. Но когда поцелуй неприятен уже сам по себе - до свершения - никакая сила не сможет заставить женщину оценить его без вмешательства магии. Отвращение на лице Камелии говорило именно об этом. Благодарности за возвращение зрения и красоты Брадо не просил, и покорности не ожидал, но столь яркое отвращение к собственной персоне снести не мог просто так...

   Люп, фырча остановился недалеко от рощи. Хозяин корка спрыгнул на землю и, явно находясь здесь не в первый раз, не смотрел по сторонам, изучая место, а направил взор туда, где среди деревьев мелькала мужская фигура того, кто назвался его отцом.

   Следы от былого пожарища съело время и природа. За многие годы здесь выросла высокая трава и вытянулись деревья, поникшие, словно в печали, и окрашенные в тёмно-коричневый цвет вплоть до прожилок на листьях, словно неживые. Тишина стелилась по воздуху в долине, и не хватало слуху журчания речушки, высохшей, словно в помощь безмолвию. Мириан покинула эти места, забрав с собой краски жизни, и только Авион мог наполнить воспоминаниями это осиротевшее место. Он стоял, не замечая приближения сына, и на его лице постепенно расцветала улыбка, корни которой проросли в воспоминаниях о первой жене.

  -Ты не мой отец,- послышался возглас за спиной, и, ещё не зная какими словами парировать, Авион резко повернулся, чтобы встретиться в первый раз взором с сыном.

   Лицом к лицу Авион стоял будто бы со своим отражением, но не во внешности, а в поведении, взгляде, осанке, выражении лица - это напоминало заносчивого Аметиса в молодости, и последние сомнения улетучились у охотника. Но как вести себя с молодым повесой, который был явно настроен против него, Авион не мог выбрать. Зато юноша знал, что говорить, и не скрывал презрения, произнося жестокие слова:

  -Я убил твоего друга сегодня - базан валяется в луже крови в камере, куда ты его заманил. И никто мне не посмел помешать совершить справедливое возмездие, потому что наша семья дружна с королём Вергием.

   Жуткая новость и вызывающий тон юнца взбесили Авиона, но он из последних сил сдерживал себя, чтобы не сотворить ещё одну непоправимую ошибку. Оправдание в его глазах юноша заслужил только потому, что прошлое мстило руками сына за ошибки отца. Но дальше так не могло продолжаться и надлежало поставить жирную точку, пусть даже ценой собственной жизни, и Авион давно был готов к такому исходу, как бы сильно ему не хотелось вернуться в объятия жены и дочки.

  -ТЫ хочешь убить меня, не выслушав? Что ты избрал? Какую изощрённую смерть ты придумал для отца? Знай, я готов принять её, но не сложу своего оружия до тех пор, пока моя рука сможет держать нож. Я не нанесу тебе ни одного ранения, но и сам не позволю потешаться над собой по доброй воле.

  -Говорить ты всегда умел красиво, мне так и рассказывали. Но твои речи не подействуют на меня. Ты испытаешь и позор, и боль - всё, что испытала моя бедная матушка по твоей вине.