Элизабет Хэйдон - Судьба: Дитя Неба

Ее ответ слился с воем налетевшего ветра.

— Я понимаю.

Анборн ехал по просторам Кревенсфилдской равнины, пребывая в прекрасном настроении. Если вспомнить, как начинался этот день, его окончание стало приятным сюрпризом.

Прошло много столетий, с тех пор как генерал чувствовал себя таким свободным, не отягощенным бременем забот. Анборн с удовольствием вдыхал свежий ветер, влажный предутренний воздух лета с легкой горечью дыма далеких костров. Над головой у него расстилалось чистое звездное небо. Он снял шлем и провел ладонью по волосам. Уверенный ход лошади, земля, проносящаяся мимо, — оказывается, еще остались в жизни вещи, приносящие удовольствие.

После стольких столетий разочарований неожиданно разбилась каменная стена, окружавшая его сердце. В юности Анборн был идеалистом, он еще не забыл, какой напряженной была его жизнь, какие клятвы он давал, обещая следовать призыву Кузенов, древнего братства воинов, в которое вступил. Все прежние обязательства умерли на полях сражений Великой войны вместе с его душой так он думал.

Он вспомнил слова своей наставницы Элендры Андарис:

«Я не служу никакому королю или королеве. Когда они сами начнут служить, я принесу клятву короне».

Они оба, Анборн и Элендра, были Кузенами, в их душах война оставила жестокий след, но теперь для них пришло время надежды. Подобно рассвету на горизонте, к ним приближался мир.

Мысли Анборна обратились к Рапсодии, как часто бывало в последнее время, когда он не занимался решением конкретных проблем. «Интересно, что она сейчас делает», — подумал он, но тут же постарался выбросить из головы эту мысль. Он сумел перехватить взгляд, которым она обменялась с Гвидионом. Если его племянник не полнейший болван, он не может не понимать, что с ней происходит. Размышлять о возможном продолжении не пристало приличному человеку.

Анборн громко рассмеялся, довольный тем, как все сложилось, предвкушая начало новой жизни. Радость пронеслась над ним, словно волна, взметнув волосы, как ветер, игравший полами его плаща. Дух Анборна устремился к звездному небу, а бесконечный горизонт впереди начал светлеть — приближалось утро.

Энвин поднесла рог к губам и протрубила призыв.

Однако ни одна живая душа не услышала пения рога. Он эхом отразился в царстве Прошлого, как уже не раз звучал в минувшие столетия. Неслышимые обычными людьми звуки оторвались от серебряного рога и повисли в тяжелом воздухе воспоминаний.

Затем, после множества отражений, призыв медленно опустился на землю.

Энвин улыбнулась, закрыла глаза и начала долгую заунывную песнь.

Рейд на Фарроу Даун.

Осада Бет-Корбэра.

Смертельный Марш намерьенских наинов.

Сожжение западных поселений.

Кэсел Тай.

Томингоролло.

Топь Линген.

Бойня у Твердыни Виннарта.

Похищение у водяного лагеря в Яремисе.

Атака юго-восточного Склона.

Разгром Четвертой колонны.

Массовое избиение крестьянских поселений Первого флота.

Сражение в Кандерианских полях.

Она вспоминала мрачную историю битв и насилия, каждый кровавый эпизод Великой войны, конфликты, разжигаемые ф’дором, но вызванные самыми обычными причинами — яростью, предательством, ревностью и жаждой власти. Ненавистью более древней, чем Преждевременье.

Перечислив все великие сражения войны, Энвин двинулась дальше, вспоминая каждое столкновение, каждое место, где люди пали жертвами демона.

Наконец, когда список его деяний подошел к концу, она вновь поднесла к губам рог.

Энвин открыла глаза. Она улыбалась.

Анборн выехал на вершину холма, и вдруг его конь неожиданно встал на дыбы. Анборн успокоил благородное животное, а потом огляделся в поисках причины его страха.

Некоторое время он ничего не видел в темноте. Затем его зрение обострилось, кровь дракона закипела от ужаса.

— О Создатель, — пробормотал он, и у него перехватило горло.

Мрак у него под ногами дрогнул.

Бескрайние пространства Кревенсфилдской равнины зашевелились.

Не теряя ни секунды, Анборн развернулся, пришпорил коня и галопом помчался обратно к Чаше, а земля под копытами его скакуна рвалась на части.

83

Над Чашей повисла густая дымка — то был не обычный утренний туман, а туча, напитанная парами алкоголя. Великая Намерьенская Пелена, как ее в шутку назвали впоследствии, поднялась, как и предсказал Эши, в тот самый момент, когда солнце оказалось в зените, заставив даже самых больших любителей сна продрать глаза, готовясь ко второму заседанию Совета.

— Какое расточительство, — прошептала Рапсодия Гвидиону, с легким недоумением рассматривая стонущих после долгого пира мужчин, пытающихся привести себя в порядок. — Существуют куда более привлекательные развлечения, чем пьянки до бесчувствия.

— Постарайся не забывать об этой мысли, — ответил Гвидион, похлопывая ее по «булочкам».

Рапсодия разыскала Элендру и поведала ей о том, что произошло. Пряча слезы, лиринская воительница с материнской нежностью обняла свою королеву, и Рапсодия сама едва не расплакалась. Однако новая Королева намерьенов преодолела минутную слабость и с улыбкой посмотрела на старого друга, однако ее глаза при этом подозрительно блестели.

Рапсодия выбрала в этот день платье из лазурного шелка, с высокой талией и узкими рукавами, но пышной юбкой, и, как всегда, пристегнула к поясу ножны со Звездным Горном. Гвидион увидел ее в новом наряде, и его глаза засверкали, он нежно поцеловал Рапсодию в щеку.

— Какое красивое платье, и вполне королевское!

Рапсодия покачала головой:

— Это маскировка. Я хочу быть незаметной на фоне неба. Возможно, они меня не увидят и оставят в покое.

Новых Короля и Королеву встретили овацией, правда она была не столь восторженной, как прошлой ночью. Большинство членов Совета мучались жесточайшей головной болью. Однако их настроение заметно улучшилось, когда Эши поднялся на Помост, показал на свою Королеву и попросил внимания, чтобы сделать важное заявление.

— С огромной радостью и смирением я объявляю, что Королева намерьенов милостиво согласилась стать моей женой.

На несколько мгновений воцарилась абсолютная тишина, а потом по Чаше прокатилась волна возбуждения, переросшая в восторженный рев. Раздались аплодисменты, собравшиеся радостно вопили на разных языках. Горные Ножи, о которых Эши рассказывал в прошлом году в ночь летнего солнцестояния, испустили такой звонкий боевой клич, что многим показалось, будто они навсегда оглохли. Рапсодия улыбнулась ликующей толпе, солнце сверкало на доспехах и вымпелах, на лицах людей была написана надежда — наступил новый век.