Это кто переродился? Трилогия - Сириус Дрейк
И мы рука об руку с Марьяной направились к спальне ее покойной маменьки. Шли мы недолго — в соседнем коридоре ожили тени, и к нам, поблескивая пенсне, вышел Лаврентий.
— Обухов, вы что тут устроили?
— С дороги, пес! — зашипела Марьяна. — Это тебя не касается! Пошли!
И пройдя мимо него, вся «золотоносная» процессия гордо прошествовала мимо. Я тоже хотел направиться следом, как Инквизитор вцепился мне в локоть.
— Пусть идут, — сказал он. — А нам с тобой, Обухов, неплохо бы прогуляться…
Кулак так и молил пустить прогуляться прямо промеж его глаз, но я сдержался. Все же Лаврентий единственный, кто способен отвести меня к Кировой. Короткая дорога мне бы сейчас не помешала.
— Ваня! — и в глазах оглянувшейся Марьяны мелькнул страх.
— Я задержусь. Прими душ и ложись. Приду через полчаса.
Оставив Марьяну на попечение слуг и питомцев, мы ушли в темноту. Стоило нам остаться наедине, как Инквизитор поинтересовался в лоб:
— Ты тоже владеешь Древней магией, да, Обухов?
В его глазах однако не было и тени вопроса. Одно утверждение.
Я и не стал отпираться. К чему, раз теперь Древними техниками владеет половина отпрысков самых важных родов Королевства? В этом я несказанно благодарен Вергилию.
Он развязал мне руки.
— Я и в самом деле почувствовал в себе некую силу, — с улыбкой пожал я плечами. — Думаю, она и помогла мне не погибнуть от рук вашего доброго брата. Кстати, что все же будет с ним?
— Не беспокойся о его судьбе, — сказал Инквизитор, вытаскивая портсигар. — Лучше подумай о том, как тебе придется жить самому. Теперь в глазах людей ты ничем не лучше тварей Изнанки.
Я улыбнулся.
— Переживу. Как и остальные.
— Мне бы твой оптимизм… — и Лаврентий протянул мне папиросы. — Куришь?
Я поморщился.
— Нет.
— И правильно делаешь. Идем. Доминика хочет тебя видеть.
Дунув в папиросу, он сунул эту гадость в рот и пошагал дальше. Зажег он ее с помощью магии, и уже секунду спустя дымил как паровоз. Я же удивленно смотрел ему в спину. Что, так просто? А как же политика?
Вместе мы миновали пару коридоров, пока не достигли столовой, откуда мы с Марьяной еще час назад выбрались с большим скандалом. Я тут же припомнил обещание, данное Рэду, но до поры придется погодить с ужином.
Сначала дело. Кирова и Дарья. Они меня интересовали в первую очередь.
Открыв двери, Инквизитор ввел меня внутрь. Едва моя нога переступила порог, как все присутствующие обернулись.
— Ага, вот и ты, Иван, — и Кирова, сидевшая во главе стола, поднялась на ноги. — Мне сказали, вы с Марьяной Васильевной еще не ложились?
Я не ответил. Смотрел на остальных, что расселись за длинным столом.
Их была дюжина, и все они были Дарьями.
* * *
Во дворце.
Уже на пороге маминой спальни Марьяна встала как вкопанная. Эти двойные двери всегда манили ее, однако пересекать этот порог ей было строжайше запрещено.
А вот теперь… Без бабушки…
— Марьяна Васильевна, все хорошо? — спросил дворецкий. — Или прикажете все же отнести ценности к вам?
После фразы «к вам» Марьяна замотала головой.
— Нет. Входим.
Отперев дверь, дворецкий раскрыл ее перед ней. В нос сразу ударил родной запах, и Марьяна аж задрожала. За минувшие годы он даже не выветрился.
Зайдя в темное помещение, она не сразу решилась включить свет. Какое-то время стояла, внимательно вглядываясь в мебель. Тут все было так, как она помнила — даже зеркало, в которое она любила глядеться, примеряя мамины украшения…
Оно стояло на прежнем месте, единственное в комнате закрытое полотном. Бабушка всегда грозилась выбросить его, и отчего-то никак не собралась.
— Положите золото на постель, — приказала Марьяна. — И уходите.
— Вам что-нибудь…
— Нет. Вон!
Они быстро покидали все на кровать, а затем оставили наедине. Наконец оставшись одна — с питомцами, чихающими от пыльного воздуха — Марьяна подошла к шкафу. Открыла, коснулась платьев. Картины далекого детства перед глазами заставили ее зажмуриться, но так они стали лишь ярче.
Сдержать слезы было почти невозможно. Мама в ее мыслях была как живая… Ее запах был почти осязаем.
Вытерев их, Марьяна обошла комнату и наконец уселась на кровать. Перед глазами был портрет.
На нем изобразили красивую женщину лет тридцати в белом платье. Она улыбалась, но ее лицо отчего-то было все равно печальным. Марьяна, еще совсем малышкой, сидела у нее на коленях.
На того, кто стоял рядом, она не хотела смотреть, но глаза сами нашли это лицо. Вернее, не лицо, а пустое место, исцарапанное ногтями.
* * *
— Иван Петрович, что с вами? — спросила Кирова. — Вы удивлены количеству монархов, которым нужно оказать знаки почтения?
И по рядам Лжедарий прошлась волна смеха. Даже Лаврентий, вставший в углу, улыбнулся. С другой стороны помещения показалась еще один Инквизитор — и его лицо было спрятано под глухой маской. Вместо правой руки у него торчал завернутый рукав.
Это мог быть только Григорий. Аристарх изрядно потрепал его.
— Где Королева? — сказал я, осматривая всю эту компанию двойников. Схожесть с моей Дарьей была просто поразительной — один к одному. Если бы не глаза… — Не думаете же вы, что мы с Марьяной должны подумать, что все это время страной управляли целых двенадцать Королев?
— О, нет, Иван Петрович, увольте, — сказала Кирова, поднявшись. — Королева у нас одна, но сейчас ей смертельно опасно показывать на людях. Ведь…
— Вы лжете. За полгода покушений ее величество отчего-то не испугалась возможной гибели, а сейчас…
— … Она оказалась на пороге, — встрял Лаврентий. — И мы решили, что пойдем на все, чтобы сохранить ее жизнь. К тому же, она еще слаба.
Я скосил на него глаза. Он тоже очевидно лгал. Дарья уж точно не будет отсиживаться, пока ее внучке угрожает опасность.
— Мы с Марьяной хотим видеть Дарью Алексеевну, — твердо сказал я.
— Она появится, когда опасность покушений будет ликвидирована, — сказала Кирова, и в ее слова я снова почуял ложь. — Не раньше. Дамы…
И она обратилась к Королевам.
— Расходитесь по комнатам. Всем спокойной ночи.
Дарьи поднялись и, сделав изящный реверанс, поплыли к стене, на которой висел портрет Королевской семьи. Отчего-то на нем была только Дарья с Марьяной. Никаких Олафов или других членов семьи. Тут я осознал, что во всем дворце мне не попадалось даже намека на Олафа или иных лиц, кроме женских.
Рядом стоявший Лаврентий ткнул пальцем в раму и, щелкнув картина открылась как дверь. Туда и ушли Королевы, вытянувшись цепочкой. Когда последняя юбка пропала за порогом, Лаврентий вернул картину
