Вероника Иванова - Осколки (Трилогия)

И все же, почему она атаковала? Разумнее, даже с точки зрения дурки, было бы отступить, спрятаться и переждать. Слишком поздно почувствовала мое присутствие? Надо было пользоваться глазками и ушками, а не чутьем. А может быть, у нее просто не оставалось времени на ожидание: получила приказ к немедленному исполнению и не могла ослушаться… Да, скорее всего, иначе действия Алики выглядят чересчур нелепыми.

Хм, хм, хм. Сведений много, измышлений еще больше, но все какие-то зряшные. Чем порадует Вигер с его подчиненными?

А ничем не порадует: служка оказался изворотливым малым и не был замечен в общении с высокопоставленными персонами или их доверенными лицами. Грустно. Сам Сойнер, похоже, вообще вне подозрений: вот уже неделю кряду прохлаждается за городом, в собственном поместье. Если и наносил визиты, то к приятелям по торговле. Кстати, а чем он торгует-то? Камушками. Драгоценными. Помимо всего прочего. И на этой ниве у него много знатных покупателей, а некоторые — очень даже постоянные. Посмотрим… Так-так-так. Есть, где разгуляться: по меньшей мере, трое из клиентов как раз принадлежат к искомым кругам. Возможно ли, что купец оставался в стороне, а служка за его спиной вошел в сговор со злоумышленником? Звучит немного странновато, но вполне реально. Возьмем на заметку имена, а самого Сойнера не будем обвинять. Временно. Пока не узнаем больше о покупателях.

Ворох бумаги, и ничего стоящего. Как всегда. Остался только пакет из Архива.

О, в нем еще и записка от Калласа!

«Надеюсь, эти сведения стоят тех денег, которые запросил книжник.»

Я тоже. Надеюсь.

Заключение по серьгам: клеймо мастера, изготовившего сей шедевр, не принадлежит родам, обосновавшимся в Антрее. Значит, были сделаны где-то далеко и ввезены. Жаль, расспросить никого не удастся… Черные кристаллы — редчайшая разновидность хрусталя, непомерно дорогая. Что ж, сберегу: глядишь, еще разживусь на продаже. Оправа выполнена в виде цветков суули — лилий, растущих на Шепчущем озере.

Что?! Шепчущее озеро? То самое, на берегах которого находилось родовое имение Ра-Гро, пока мои предки окончательно не перебрались в Антрею? Все интереснее и интереснее… Вот только у этого интереса жутковатый привкус. Значит, искать нужно в прошлом. Но чьем?

Еще какие будут новости? О, несколько слов и об авторе старинного письма. Сверка почерков с хранящимися в Архиве образцами убедительно доказывает, что попавшее ко мне послание написано рукой некоего Валена Тьесс-Мар, талантливого поэта, исчезнувшего из вида современников в самом расцвете сил. Некоторое время жил в Антрее, но потом уехал, и больше о нем никто ничего не слышал. Любопытно… И эта ниточка никуда не ведет. Возможно, за пределами долины Лавуолы, по ту сторону Ринневер кто-то и мог бы пролить свет на дела почти четырехвековой давности, но как скоро и с какими тратами? Каллас и так меня убьет за деньги, уплаченные архивной крысе.

О, и печенье подходит к концу: пора передохнуть.

— Это снова тебе!

На стол падает еще одно запечатанное письмо. Какой день урожайный выдался… Хотя, таким посланиям я никогда не радуюсь: с личной печатью Ра-Вана.

«Капитану Ра-Гро надлежит прибыть для исполнения своего долга. Копейный пирс, не позднее начала вечерней вахты.» Какая неожиданность… Чтоб его!

— Шило в заднице заерзало, что ли?

Вопрос не предназначался Олдену, но маг с готовностью ответил:

— Вестовой, который принес письмо, сказал, что на Внутренний рейд встает «Игрунья».

— «Игрунья»? На ней сменился капитан?

— Представь себе, нет!

— Но насколько я помню, Паллану было строжайше запрещено приближаться к границам даже Внешнего рейда… Как это возможно?

Рыжик пожал плечами:

— Тебе интересно, ты и выясняй.

— И выясню! Вот только… Где моя форма?

Гавань, Копейный пирс,

начало вечерней вахты

Заштопанные на скорую руку прорехи, разумеется, не могли скрыться от любопытных взглядов, и я удостоился приглушенных смешков. Очень приглушенных и на безопасном расстоянии за моей спиной. В другое время не преминул бы грозно сверкнуть очами или навести страха на насмешников, но сейчас мне было куда интереснее увидеть, какая причина заставила капитана Паллана — одного из самых пройдошистых «вольных возчиков», некогда изгнанного из Антреи, вернуться, да еще обеспечила защитой виграммы Навигатора.

Причина, м-да. Неказистая какая-то…

Кроме «Игруньи» ни одно судно больше не снабжало в этот вечер город гостями, а потому я, засвидетельствовав свое почтение старшему вахтенному офицеру, прямиком направился к Копейному пирсу, успевая пройти почти половину каменной стрелы, нацеленной в море, пока шлюпка, везущая пассажира, причалит к «острию».

Если бы пришел пораньше, смог бы полюбоваться наступлением тихого вечера, а так приходилось сосредоточить все внимание не на нежно-розовой дымке, в которую превращалось небо над горизонтом, не на робко царапающих пирс волнах погружающегося в дремоту моря, не на силуэтах кораблей, замерших на рейде, а на…

Нескладной фигуре, поднявшейся на пирс от шлюпочной причальной площадки. Точнее, это в самый первый момент незнакомый парень показался мне нескладным и неуклюжим, но чем ближе он подходил, тем большую растерянность я ощущал.

Не слишком высокий. Не слишком низкий. Глаз не на чем остановить… Стоп. Почему я так подумал? Потому, что здесь и сейчас, меряя шагами белесые каменные плиты, подставляя растрепанные волосы ветру и заботливо придерживая левой рукой висящую на сгибе правой корзинку, гость не выглядит неуместным? И с ним, и без него картина будет равно законченной и полной, словно он — не обособленная часть того, что видят мои глаза, не отдельный завиток узора, а всего лишь одна из бессчетного количества ниточек: исчезнет или появится, неважно, ведь ковер останется ковром.

Какое странное ощущение… Наверное, именно оно мешает мне пристально рассматривать незнакомца, который подходит все ближе.

Молодой? Да уж не старый: мой ровесник, а то и помладше. Темноволосый, но в солнечных лучах пряди волос отливают рыжиной. Черты мягкие, чуть расплывчатые, будто лицо скрыто туманом, совсем невесомым, но скрадывающим линии. Приветливая, немного неуверенная улыбка. Трусит? Если первый раз в Антрее, простительно: наверняка, гребцы в шлюпке все уши ему прожужжали о страшном Рэйдене Ра-Гро, не пускающим в город того, кого не захочет пускать, а то и режущим глотки прямо в порту. А глаза грустные. Нет, не так: тревожные. Похожий взгляд бывает у человека, который погряз в делах, настойчиво требующих исполнения. А еще усталые. Тоже темные, но непонятного оттенка. Может быть, зеленые? Нет, не разобрать: он и идет-то ко мне от солнца.