Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола

Четырьмя месяцами позднее, после той богородичной исповеди Казимирская его обрадовала.

"Мадре миа!"

Нашелся таки сумасшедший претендент на ее руку. Тоже, кстати, римско-католического вероисповедания и нетрадиционной сексуальной ориентации. Хоть завтра готов под венец. На любых условиях в первую брачную ночь. Согласен и первого ребенка совместно воспитывать, если второй естественным образом будет от него.

Готов мириться и с ее подругами типа Софочки. Лишь бы с красивыми мужчинами ему не изменяла.

Каких-либо врачебно-этических, технических и социально-практических проблем в осуществлении комплекса мероприятий по непорочному зачатию и девственной беременности Манька не находила. Можно и в академический отпуск уходить.

Лишь одно ее смущало:

— Рожать-то, мне, Филька, тем не менее, придется порочно, Боже мой, в муках.

О хирургическом кесаревом сечении не будем и заикаться — слишком опасное оперативное вмешательство. А то Бог накажет за самонадеянность и бездуховность.

— Я, помолюсь, Мань, за благоутробие твое…

ГЛАВА III

УТРО — НЕ ВЕЧЕР

— 1 —

В первом часу пополуночи Филипп возвращался в элитные трехуровневые апартаменты босса в самом благоприятном расположении духа. На метро, так на метро. Он вполне толерантно относился к тому, чтобы поздним вечером или очень ранним утром эпизодически превращаться в подземного пассажира.

Никто никому не мешает мягко перескакивать через несколько ступенек или единым духом взбегать по коротенькому эскалатору. Не то что днем или, упаси вас Бог, читатель, в часы пик, когда не утро и не вечер.

В это время, не шелохнувшись, мертвым мертво стоят белороссы на самодвижущихся лестницах. Пушкой их не прошибешь, самосвалом БелАЗ не свалишь.

Они в абсолютной монументальной неподвижности безмолвными и безразличными изваяниями едут вниз или вверх. И справа, и слева.

Если в идеологически прославленном Московском метрополитене на эскалаторе кого-то обматерили, знайте — в российскую столицу приехал белоросс. Он по привычке колом стоит, идиот, в проходе на левой скоростной полосе движения, не давая другим пассажирам спускаться к поездам.

Терпеть не могут белороссы куда-то идти: вперед ли, назад. Даже когда спешат. Самое наилучшее для них — топтаться на месте.

Коль скоро есть хоть малейшая надежда немного подъехать, они будут, настырно упершись, высматривать попутный транспорт. Чтобы с трудом в него влезть, заплатить за проезд и проехать одну-единственную остановку.

На эскалаторе в метро они так же упорно глазеют, не сходя с места, на приходящий поезд. Потом же бегут, мчатся очертя голову, чтобы успеть протолкнуться в последнюю дверь последнего вагона.

Увы, чаще всего их поезд уходит раньше.

Филипп Ирнеев на свой поезд никогда не опаздывал и проходил на середину перрона, где народу поменьше. Кабы на ноги наступали пореже, не очень учащенно локтями пихали, не задевали грязными сумками и вонючим тряпьем, не ведающим о стирке и химчистке.

Ему вовсе не была по вкусу сия коммуния и гуманерия.

К месту и ко времени отметим: в метрополитене, как и на любом другом виде коммунального транспорта, Филипп Ирнеев мог путешествовать совершенно бесплатно. Ему ничего не стоило показать кондуктору или контролеру вместо проездного билета подходящую по размеру бумажку.

Но еще в бытность глупым первокурсником после двух-трех экспериментов он перестал заниматься тому подобным мелким мошенничеством.

Филипп подозревал, что и в магазине легко сможет расплатиться резаной бумагой. Или получить сдачу крупными купюрами. Однако проверять это ему как-то не хотелось.

"Лгать и красть — оно едино. Ежели без этого можно обойтись."

Намного этичнее и эстетичнее вместо вранья промолчать, на чужое не зариться и поменьше участвовать в том, что сам считаешь ложью. Будь то дела всенародные и общественные или узко бюрократические государственные, не всегда можно разобрать, какая между ними подлая разница.

Лучше жить в самом себе и для себя. Прочее само приложится.

Такой жизненной позиции придерживался Филипп Ирнеев и доселе ей не изменял. Старался ни с кем не ссориться и не конфликтовать попусту и понапрасну.

Сегодня надо было бы навестить родительский дом, забрать кое-какое чистое барахлишко, отдать грязное, взять у отца пару книг и дидактические материалы.

Но с этим успеется, если желательно избежать занудных материнских и отеческих нравоучений на тему, как мало он уделяет внимания учебе, общественной активности. И что он себе думает о будущем распределении.

Также не хотелось бы смотреть на рожи сестрицы и зятя, опасающихся за собственное жилищное пространство. Они тщательно исподтишка готовят квартирный размен, куплю-продажу и дележку, где вознамерились оставить его с носом и без определенного места жительства.

Бог им судья, если Филипп Олегович Ирнеев не собирается жить-проживать в этой Республике Белороссь. Учителя начальных классов везде нужны, в дефиците они в цивилизованных странах.

"Распределение, говорите? Диплом? К чему вашему Фильке эта филькина грамота, ежели ни в Евросоюзе, ни в Штатах с ней на работу не возьмут?"

Диплом о высшем образовании должен быть настоящим, свободно конвертируемым в любой стране мира, а не самопальным свидетельством диких туземцев о нескольких годах, бездарно потраченных на изучение малонаучного бреда. Неотложно и непреложно учиться следует не тому, а совсем другому и по той же пятибалльной системе, как в Европе и в Америке.

"Надо же, вона, где дикари! Придумали в вузах десятибалльную шкалу оценки знаний. Ну нетушки, десять сбоку, ваших нет".

Не откладывая дела в бюрократический ящик, кое-какие варианты продолжения учебы за границей Филипп присмотрел.

Гранты вполне обеспечены в благотворительной реальности. Тогда как политическое убежище, вид на жительство за кордоном не дают только тем белороссам, кто его не просит.

Никого не спросясь, Филипп мог бы никуда отсюда не уезжать. На счет "раз" босс обещал ему именное распределение в Дожинске и официальное требование на учителя младших классов от одной из полугосударственных гимназий. Ванькин отец основательно рассчитывает, что до 13–14 лет его сыну будет нужен хороший гувернер.

На счет "два" влиятельная Манькина мамочка, мечтающая пристроить за него свою беспутную дочку, (надо полагать, первым замужеством) ему гарантирует должность учителя в столице и двухкомнатную муниципальную квартиру счастливым молодоженам. В качестве носителя неповрежденного генофонда и элитного производителя его кандидатура их обеих целиком и полностью устраивает.