Сергей Волков - Сомнамбула. Книга 3. Бегство Сквозь Время

— Это ужасно, — вздохнул нейропатолог, прибывший на станцию «Амур» по приглашению корпорации «Кольцо» для участия в совместном проекте как раз за несколько дней до начала штурма Луны бойцами «Армии пробуждения».

— Но картинки, фотографии, видео — все это есть, — продолжил Гумилев. — Терентий Апполинариевич, я приложу все усилия, но уж и вы…

— Конечно, голубчик, конечно, — замахал руками академик. — Аппаратура у вас самая современная, мы вместе с вашими сотрудниками проводим постоянный мониторинг нейроактивности и глубокое сканирование мозга пациента…

Степан Николаевич вновь скривился, и это не укрылось от Китаева.

— Я вижу, вам неприятно это слово, — оборвав сам себя, произнес он участливо. — Извините старика, привычка. В общем, милейший Степан Николаевич, беседуйте с сыном, тормошите его, подсовывайте воспоминания, а я буду наблюдать. Как только обнаружится положительная динамика, сразу извещу. Ну, удачи!

— И вам, Терентий Апполинариевич, — через силу улыбнулся Гумилев.

Академик был ему неприятен. Не как человек, а скорее как некое абстрактное «оно», которое называет его сына «пациент» и копается в мозгах Матвея.

Первая беседа прошла с нулевым результатом. Матвей, убежденный, что он — вождь революции Максим Верховцев, на контакт не шел, вел себя дерзко и высокомерно. Он все время пытался узнать у Степана Николаевича, с какой целью его похитили и почему корпорация «Кольцо» до сих пор не озвучила своих требований.

— Да пойми же, Матюша… — в очередной раз начал объяснять Гумилев.

— Хватит! — рявкнул Верховцев и ударил кулаком по столу. — Я вам не Матюша! Вы объясните, наконец, что вам нужно? Зачем все это? Гумилев, я всегда думал, что вы — хитрый и хищный враг, опасный и коварный. Но сейчас вы производите впечатление круглого дурака.

— Вам знакома эта женщина? — не обращая внимания на оскорбление, Гумилев пододвинул Максиму фоторамку.

Скользнув глазами по приятной шатенке с добрыми глазами, Верховцев отрицательно покачал головой и подкрепил свой ответ словами:

— Впервые вижу.

— Посмотрите внимательнее, — не приказал, а попросил Гумилев.

Максим почувствовал, что и сам почему-то хочет еще раз рассмотреть портрет. Он взял рамку в руки, вгляделся…

Женщина как женщина. Лет сорок пять, очень хорошо выглядит, одета стильно и модно. Сфотографирована на фоне цветущих яблонь где-то в окрестностях Лунограда — вон слева сквозь дымку видны шпили Дворца Правосудия.

И тут он вновь, как и при просмотре викторины в камере, почувствовал, как голову заволакивает мгла. Рассматривая фотографию, Максим уже не мог понять, знакома ему эта женщина или нет. Память превратилась в кисельный сгусток, то и дело выталкивая на поверхность какие-то странные образы и имена.

— Н-нет, — с испугом отставив рамку, проговорил Максим. — Я ее н-не знаю…

Гумилев выдержал паузу, во время которой он словно бы прислушивался к чему-то, потом неожиданно улыбнулся.

— Ну, не знаете — так не знаете. Ступайте, отдыхайте, м-м-м… господин Верховцев. Вас сопроводят.

Эпизод 7

Кумкватное варенье

— Динамика явно положительная! — возбужденно потирал желтые ручки Китаев. — Еще несколько сеансов — и мы сломаем блокировку!

— А если нет? — мрачно спросил Гумилев.

Он оптимизма академика не разделял. Матвей не узнал собственную мать, которую буквально боготворил. Правда, Китаев продемонстрировал Степану Николаевичу запись с мониторов нейросканеров, на которой было видно, что желтые полосы в тот момент, когда Верховцев разглядывал фотографию, истончились. Нужны были еще более сильные эмоции, стимулирующие память. Но, откровенно говоря, Гумилев не мог придумать, что может всколыхнуть Матвея. Конечно, в другой ситуации они полетели бы на Луну, и там, дома…

Дома… Нет теперь никакого дома. Разграблен и сожжен. По окрестностям Лунограда бродят банды мародеров, на Ривьере пожары, в Светлогорске какой-то придурок захватил пассажирский стратолайнер и требовал назначить его новым Оберпротектором, угрожая в противном случае взорвать всех людей на борту. Но поскольку полиция и спецслужбы накануне были распущены, переговоры с горе-террористом вели… журналисты. Все новостные каналы передавали это в прямом эфире. Начавшись как трагедия, история с захватом завершилась фарсом — корреспондент «Вестника Колоний» Потап Самохин, уставший объяснять маловменяемому и явно нездоровому человеку, что к чему, торжественно, перед объективами множества камер, нарек его Оберпротектором и предложил это дело отметить.

Увидев бутылки с вином и коньяком, террорист очень оживился, сложил оружие и далее изумленные зрители в течение трех часов наблюдали в прямом эфире безобразную попойку с песнями и танцами, в которой приняли участие и съемочные группы, и пассажиры, и даже экипаж стратолайнера.

Мир определенно сошел с ума, но в данный момент Гумилева волновал не он, а собственный сын. Матвей в какой-то степени тоже являлся сумасшедшим — и в то же время был абсолютно нормальным, вменяемым человеком.

Вот только — другим.

— Я вытащу тебя, Матюша, — прошептал Степан Николаевич, глядя на портрет жены. — Вытащу обязательно. Ты нам нужен. Ты нужен мне. Я не справляюсь один…

Прошли сутки. За это время Максима трижды водили на допросы к Гумилеву. Впрочем, сам глава «Кольца» именовал их беседами. Всякий раз общение развивалось по разным сценариям — Степан Николаевич то рассказывал сыну истории из его детства, то показывал видеозаписи, то приглашал в свой кабинет сотрудников «Кольца», которых Матвей знал в прошлом.

Результат по-прежнему был нулевым. Желтые полоски не сдавались. Максим Верховцев то ругался, то смеялся, то откровенно издевался над Гумилевым. Академик Китаев разводил руками и заводил разговор о долговременной — полугодовой как минимум — программе работы с пациентом.

— У нас нет ни полгода, ни даже месяца, — сердито объяснял ему Степан Николаевич. — Вы же видите, что происходит в Солсисе!

— Вижу, дорогой вы мой, — печально тряс лысой головой академик. — Провинция Аркадия на Марсе объявила о суверенитете. На Ио взбунтовались заключенные и там теперь «Свободная республика Ио». Боже мой! Старый мир рухнул. Новый… Я не знаю, не знаю… Голубчик Степан Николаевич, если вам нужны немедленные результаты, остается только одно…

— Нет, — твердо сказал Гумилев. — Пока есть хоть малейшая надежда обойтись без нейрокоррекции — будем пробовать другие способы. Своими собственными руками превратить единственного сына в слюнявого идиота, в овощ…