Рейнеке Патрик - Ива и Яблоня: Новое платье королевы

Художник оказался внешне совсем не таким, каким она представляла себе творческих личностей — крупный, грузный, с огромными лапищами, одетый в какую-то нелепую хламиду. Он усадил ее в кресло и попросил что-нибудь рассказать, например, о ее первом визите в замок. Она взглянула на принца, тот кивнул, давая понять, что можно рассказывать все. И она стала рассказывать, совершенно забыв, зачем она здесь, и даже не думая, интересно ли это живописцу. Тот долго смотрел на нее, не делая никаких набросков. Потом обернулся к его высочеству:

— Да, я понимаю, что вы имели в виду в вашем письме. Я, наконец, понял, какое у нее должно быть лицо. Фотографии этого не передают — они трогают, умиляют, но это совершенно не то.

— Его высочество посылал вам мои фотографии?

— Нет-нет, не волнуйтесь. Речь идет не о вас. Мне просто нужно изобразить одну историческую личность, а вы идеально подходите в качестве модели.

Ну да, если подарить отпечаток не жалко, то почему бы не подарить свою внешность? Вот только кому?

— Я сам не знаю, что это выйдет за картина, — признался ей принц после некоторых сеансов позирования. — Мне он тоже не показывает набросков. Я высказал несколько пожеланий относительно сюжета, но он может их проигнорировать.

— Да, но что это будет?

— Сама картина? Ну, скажем так… это иллюстрация к моей университетской работе.

Какие могут быть иллюстрации, если суть трактата состояла в том, чтобы доказать, что ничего не было?

Меж тем как оно, это что-то, все-таки было. И об этом, наконец, стало известно не только ей одной. В "Журнале общества любителей истории, литературы и сельского хозяйства" появилась статья под названием "Обретение Нидерау", где излагались примерно те же аргументы в пользу существования этой земли, которые привела в свое время она. Только все это было изложено научным слогом, с картами и планами, со ссылками на труды лингвистов, геологов и гидрологов. Таким образом, автор статьи, некто Гэртнер, обстоятельно доказывал несостоятельность предыдущей публикации по тому же вопросу за авторством некоего краеведа "Н.".

Когда она показала эту статью принцу, его высочество скривился и проворчал, что больше никогда не будет у них печататься: в первый раз допустили семь опечаток, и вот сейчас он опять насчитал целых пять штук.

— "Садовник" немецкий спорит с "садовником" латинским, — прокомментировала, пробегая мимо них Марион. — Будто больше и поговорить не с кем!

— Так и есть! Не с кем. Что я могу поделать, если никто не пишет на эту тему? Откуда тогда взяться полемике?

В следующий раз он удивил ее тем, что повез ее на встречу с какими-то профессорами из университета. Она долго не могла выбрать, в чем же ей ехать. Он устал ждать, отпихнул ее от шкафа, выбрал самое ужасное закрытое по самый подбородок темное платье, в котором она раньше ходила в церковь, и велел ей гладко зачесать волосы на прямой побор. "Эх, пенсне бы еще!.. Совсем будете как школьная учительница! "

В экипаже он перестал, наконец, над ней подшучивать, сделался серьезным и спросил ее, как она думает, почему растения помогают людям при всяких болезнях — потому что люди ищут для себя средства от разных недугов или потому что растения сами хотят помочь.

— Я думаю, верно и то, и другое, — также серьезно ответила она.

— Господа, с которыми мы едем на встречу, привыкли думать, что это человек берет у природы то, что ему необходимо. Не развеивайте, пожалуйста, в них эту уверенность, она мне еще пригодится. Меня интересует, можете ли вы найти и показать им тех представителей нашей флоры, которые готовы нам помочь?

— Но я совершенно не разбираюсь в лекарственных растениях. Я знаю только то, что известно каждому. Что тысячелистник останавливает кровь, что если ушибся, надо приложить подорожник, что исландский мох помогает при кашле….

— "Розмарин — для памятливости, анютины глазки — чтобы думать…" Разбираться предоставьте ученым мужам. Пока просто познакомьте их с теми, кто готов помочь Оберау.

У гостиницы "Охотничий домик" он представил ее нескольким серьезным господам. Облаченные в сюртуки, с тростями и зонтиками под мышками, в высоких прогулочных сапогах они последовали за ней. Она же скакала по лесу с мокрыми ногами в своих все еще непривычно легких городских ботинках, носилась между кустов, перепрыгивала через канавы, взбиралась на холмики и упорно лезла в гору, цепляясь за каменные выступы. А травяной мир звал ее все дальше и дальше. Ясенец приветливо махал ей издали белой метелочкой; арника яркими солнышками выглядывала из травы; хлопал в широкие зеленые ладоши и кланялся желтым султаном горделивый коровяк; зеленой толпой зонтиков со всех сторон наступала сныть, теснимая настырным дягилем; полынь буквально гналась за ней, хватая ее за юбку своими неловкими темно-зелеными пальчиками; дикий шпинат, который в народе зовут "добрый Генрих", отчаянно пытался привлечь к себе внимание; изо всех сил тянула свои синие уложенные в пирамидку листья горлянка; медуница кокетливо покачивала разноцветными колокольчиками; мать-и-мачеха расправляла перед ней свои двусторонние веера; ядовитый кирказон с деланным равнодушием отворачивался; коварный морозник соблазнял своим невинным видом; волчье лыко, лишенное своих прекрасных цветов, в досаде цеплялось ветками.

Ученые мужи, надо отдать им должное, от нее не отставали. Временами, когда она забиралась уж очень высоко или далеко, чтобы сорвать очередное растение, они останавливались и вполголоса совещались, делая какие-то пометы в блокнотах. А она из глубоких погребов детской памяти выгребала песни, считалки, загадки, какие-то случаи, придуманные и непридуманные истории — все что могло хоть как-то объяснить свойства того или иного растения.

— Да они все готовы! Слышишь, все готовы тебе помочь! — задыхаясь, кричала она принцу. — Даже самые обычные! Даже самые ядовитые!

Он как раз взбирался за ней на очередную кручу, чтобы сообщить ей, что господа удовлетворены сверх меры и пора бы уже остановиться. Но она не могла так просто успокоиться.

— Нет, я еще вон на ту горку поднимусь, может, там кого встречу.

Он спустился к гостям.

— Что ж, дорогой Лемерль, обещали нам научный эксперимент, а получили мы от вас собрание фольклора, — со смехом хлопнул его по плечу бывший университетский товарищ.

— Я же гуманитарий. Был бы естественником, может, и сводил бы вас к настоящей знахарке.

— Нет, ты прав! Прогулка в обществе очаровательной девушки все же лучше, чем сидеть в мрачной хижине у какой-нибудь старухи-колдуньи.

— Но согласись, если настойку пустырника пьют от несчастной любви, а настойку боярышника для храбрости в сердце, то значит, там есть какие-то действующие вещества, которые можно выделить и заставить их работать так, как это необходимо. Даже я это понимаю.