Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа

— Итак, к делу, — окликнул их Амберлин, по очереди окинув взглядом каждого из играющих в прятки братьев, и с удовольствием отметил, как быстро растаяли ухмылки на их ошеломленных, круглых как луны лицах. Оба вскочили и застыли перед ним: коренастые, меднокожие, почти лысые, в скромных деревенских рабочих кафтанах с толстыми кожаными фартуками. Затем их физиономии снова расплылись в дурацких ухмылках.

— Мы тут стерегли, твое великолепие, — заговорил Джоанто, смахивая с фартука травинки. — Все точно как ты велел.

Боанто утер ладонью подбородок.

— Готовы и жаждем увидеть, что там внутри, твое великолепие.

Дверь Копси являла собой гладкий люк из молочного стекла, вставленный в склон холма под углом в сорок пять градусов. Ее окружали вросшие в травянистую землю обломки стены и воротных столбов, превратившихся, прежде чем окончательно уйти в землю, в подпорки для плюща и вьюков. Сквозь арку светило дряхлое красное солнце, и от его багрового света день казался очень далеким. Амберлин не в первый раз подивился, что подвигло Эвнефеоса на создание сумрачного замка. Как будто миру в нынешние времена недостает теней и уныния!

Засучив рукава — ни один волшебник не упустит случая произвести впечатление на низших, — он притворился, будто изучает матовое стекло.

— Джоанто, возьми ведро и принеси чистой воды… смотри только, без всяких нечистот. Боанто, найди на том лугу пять красных полевых цветов. Безупречных, понял? Малейший изъян испортит дело.

Братья переглянулись, явно недовольные тем, что упустят часть колдовства, но спорить не осмелились и, ворча и крутя головами, отправились исполнять поручения. Амберлин проводил их взглядом и, дождавшись, пока Джоанто склонится над водой, а Боанто станет отбрасывать цветок за цветком, выбирая безупречный, взял в одну руку зеленый рабочий кружок с ширмы, а в другую — желтый глазной и ударил их друг о друга. Результатом оказалась вполне зрелищная и достойная вспышка, сопровождаемая раскатившимся по холмам грохотом. Над камышовыми зарослями Скома взвились птицы.

Братья, конечно, увидели в этом истинное колдовство, а не пиротехнический эффект, издавна сопровождающий работу волшебников. Едва замер гром, оба бросились назад. Джоанто уронил ведро, Боанто отшвырнул в сторону букетик цветов.

— Ничего-ничего, — крикнул им Амберлин. — Дверь Эвнефеоса открыло простейшее из моих взрывных заклятий. Зажгите факелы, и приступим.

Боанто, утирая подбородок, разглядывал идеально круглое отверстие на месте двери. Дыра была абсолютно черной.

— Пожалуй, не помешало бы немножко волшебного сияния, а, твое великолепие?

— Пожалуй, не помешало бы, — высокомерно ответствовал Амберлин. — Но подумай сам, Боанто, — должны же такие крепкие ребята, как вы, сделать хоть что-то, чтобы заслужить свою четверть?

Боанто хитро скосил глаза.

— Да ведь это же мы нашли старый манускрипт с реквиемом в том сундуке на чердаке Солвера, когда навещали его бедную больную… гм, теперь уже покойную матушку, — и тут же принесли рукопись тебе.

— Верно, но вы знали, что я люблю старые рукописи и нотные записи, и надеялись ее продать — не более того. Я же потратил не один час, изучая наследие Эвнефеоса, и открыл, как использовать мелодию для управления его прекрасной дверью, чтобы вызывать и скрывать ее, когда нам угодно.

— Верно говоришь, хозяин, — признал Джоанто, — и слово «нам» мне нравится. Оно звучит куда дружелюбнее, чем «мне».

— Чувствуется, что вы поболтали с Диффином. Пока что будьте довольны щедрой четвертью, о которой мы договорились.

Боанто потер подбородок.

— А если там, в дырке, пусто? Четверть от ничего — это совсем ничего.

— Действительно. Но как знать? Если вы желаете стать подмастерьями в Фарнессе, не упускайте случая показать свое искусство.

Братья опять переглянулись, задумавшись о доступе в солидный замок с непыльной работой, которой давно хвастал их осведомитель Диффин.

Джоанто поспешно принялся зажигать факелы.

— Ты прав, хозяин. Побереги свою тонкую магию, а мы с Бо осветим путь к твоей неизменной щедрости и открытой душе.

— Осветите хотя бы дно этой таинственной ямы на речном берегу. Впрочем, ты хорошо сказал, Джоанто. На удивление хорошо сказал. Из тебя со временем выйдет толковый подмастерье. Вперед, храбрецы!

Один за другим братья боязливо и неохотно пролезли в дыру. Амберлин последовал за ними и с облегчением обнаружил обычные каменные ступени, ведущие в выложенный камнем проход, пробитый в теле холма. Что бы ни представляла собой надземная часть Вента-Валу, здесь, внизу, использовались общепринятые методы. Что еще важнее, обычные коридоры, как правило, вели к обычным целям с классическими трофеями в виде груды сокровищ или отборных коллекций. И если братья, конечно, грезили о золоте и самоцветах, возможно, с добавкой нескольких облегчающих жизнь чар, Амберлин надеялся на книги заклятий и еще на подсказку, что и где поможет ему избавиться от превратившей его в идиота словесной порчи.

Конечно, он молчал об этом, шагая за светом факелов по мощеному коридору со стенами, искусно облицованными терракотовыми плитками. Впереди простиралась тьма, и еще более тревожная тьма смыкалась позади. Амберлин размышлял о том, что могло быть здесь раньше. Явно не гробница. Многие волшебники предпочитали испепелить себя молнией перед достойными зрителями в назначенный заранее день и час, словно отзываясь на призыв свыше. Другие выбирали уход в погоне за чудесами, каковыми, по их собственным словам, они собирались поразить мир и войти в легенды. Амберлин, как ни давно он впал в нынешнее жалкое состояние, ни на минуту не забывал, что репутация адепта на одну пятую зависит от магии и на четыре пятых — от умения произвести впечатление. По слухам, сам великий Фандааль говаривал: «Хороший уход много значит!»

Пускай ему после проклятия Сариманса приходится полагаться в первую очередь на производимое впечатление — это тоже требует немалого искусства.

Коридор наконец вывел в большую каменную камеру-толос, совершенно пустую, если не считать вделанного в дальнюю стену черного зеркала. Стекло в узорчатой золоченой раме было размером почти с дверь. Амберлину не требовалось изрядного опыта обращения с зеркалами, чтоб определить: темнота в глубинах стекла не сулит добра. Братья явно держались того же мнения. Убедившись, что толос пуст, они принялись перешептываться. Амберлин не успел успокоить спутников, потому что за спиной у него прозвучал голос:

— Прими нашу сердечную благодарность, Амберлин. Мы с Тралкесом так и думали, что именно ты проведешь нас сюда.