Эри Крэйн - Наследие

Когда просьба Фьорда была выполнена, и чум наполнился влажным паром, маг выжидающе посмотрел на меня.

— Ступай лучше за ним, дальше я и сам управлюсь.

Опомнившись, я выскользнула из чума и, отыскав на снегу следы Люфира, пошла по ним. За короткое время ему удалось углубиться далеко в лес, не смотря на снег, в который местами случалось провалиться до колен.

— Ты спугнула наш обед и ужин, — констатировал он, стоя у ссохшейся ели и глядя в небо, наполнившееся хлопаньем крыльев.

Ничего не ответив, я прижалась носом к холодной щеке, моля небо, чтобы он не оттолкнул меня. Рука Люфира мягко легла на голову, приглаживая волосы.

— Все хорошо. Я не злюсь. Наверное, нет. Всего лишь не хочу видеть, как однажды ты сама поймешь, что мира, в котором ты привыкла жить, больше нет. Сейчас ты упрямишься и оттого делаешь себе только хуже. Но если ты все же решила пойти этим путем, я буду рядом, что бы там ни было.

Первые признаки слабости проявились через два часа. К тому моменту мы успели вернуться с неплохим уловом к чуму, где нас ждал посвежевший и взбодрившийся Фьорд. Я надеялась, что тяжелым для Люфира был только первый раз, и сейчас все обойдется, но через четыре часа он был уже не в силах ходить, еще через час не мог пошевелить и пальцем, а каждое слово давалось ему с трудом. Он заснул, лежа на самодельной постели из меховых накидок и плащей, спустя семь часов после излечения Фьорда. Я видела удрученность в ссутулившейся спине Фьорда и вину в его взгляде, будто бы вылечить его не было самостоятельным решением Люфира.

Я неподвижно просидела несколько часов, положив голову лучника на колени. С каждым часом сна его черты приобретали всю большую резкость, на лбу блестели капли пота, и я чувствовала, как взмокла его шея, а затем и все тело.

Все это время Фьорд также не отходил от нас, нависнув рядом с угрюмым лицом. Когда спустя пять часов глубоко сна Люфир открыл глаза, я заметила, как огненный маг скрывает за насмешливой улыбкой искреннюю радость и облегчение. То, что в этот раз Люфиру понадобилось так мало времени, чтобы прийти в себя, было настоящим подарком. Увы, спустя четверть часа он вновь забылся сном. С каждым последующим разом он спал все меньше, проснувшись сначала через четыре, затем три и два часа, пока не стал приходить в сознание на десять-пятнадцать минут каждый час.

Когда Люфир в очередной раз проснулся, Фьорд отправил меня поесть зажаренную ним птицу, а сам остался рядом с лучником. Пачкая пальцы и губы в жире, я смотрела, как Фьорд самозабвенно пересказывает Люфиру события, произошедшие с ним на заданиях, и как лучник находит в себе силы скривиться и пробормотать, что его не интересуют россказни мага-недоучки.

Как странно, думалось мне, еще недавно Фьорд питал к Люфиру лютую ненависть, а теперь достает его глупыми шутками и историями, каждый раз заставляя продержаться в сознании подольше. Кристар сидел рядом и искренне смеялся над словами Фьорда, невидимый ни для него, ни для Люфира. Значит, не все покатилось под откос со смертью моего брата, и можно еще залатать прорехи в сердцах людей.

Снаружи пошел снег. Белые хлопья медленно кружились, путаясь в ветвях и времени, пряча под белыми покрывалами окоченевшие тела павших магов. Прислушавшись, можно было услышать, как деревья вздрагивают под прикосновениями снежинок, звеня обледеневшими ветвями. Взмах, еще один и еще…. Расправив могучие крылья, сизокрыл поднимается воздух, чтобы отправиться за горизонт, навстречу неторопливой весне. Быть может, на своем пути он отыщет мир и принесет его в когтистых лапах, рассыпав по улицам городов и деревень. А пока… пока снаружи идет снег.

Далеко на севере, за обледеневшим взгорьем, истыканным острыми валунами и извилистыми оврагами, тонкий перешеек, сжатый вековыми льдами, отделяет крошечный полуостров от всего остального материка. Маленький клочок промерзшей до дна земли испещрен глубокими дырами, известными всем, как Колодцы. Образовавшиеся в необычной породе, высасывающей из магов их силу, они стали местом заключения всякого, кто отказался подчиниться Церкви. Здесь не было стен и крыш — только уходящие вглубь породы колодцы, нутро которых при свете дня сверкает не сходящим годами инеем. А на перешейке — скромная крепость, обитель церковников, несущих свой дозор в Колодцах.

Всякому выбравшемуся из колодца наверх, открывался вид на округлую равнину с сотнями дыр в земле, за пределами которой к полуострову подступали океанические льды. Неспокойные воды время от времени раскалывали сверкающие плиты и швыряли их на береговые скалы. Магу, оказавшемуся вне стен ледяной тюрьмы, не представляло сложности сбежать с полуострова, будь он достаточно проворен и силен. Однако, за всю историю Колодцев, так никому и не удалось выбраться из ледяной темницы.

Горальд потерял счет дням совсем скоро после того, как его привезли к Колодцам. В его памяти остался лишь сковывающий кости холод и лицо сына-отступника, чья свобода досталась ему такой ценой. Хорошо, что церковники никогда не забывали вовремя кормить заключенных. Попавший в Колодцы возвращается на поверхность только когда за его мертвым телом спустится лебедка. Церковникам было бы куда проще казнить отступников, но маги нужны были им живыми. Горальд чувствовал, как камень вокруг вытягивает из него магические и жизненные силы и переносит их в сторону перешейка, где находится крепость Церкви.

Скала, из которой были сделаны колодцы, оставалась глуха к зову укротителей земли. Поэтому, хоть Горальду, всю жизнь имевшему дело с различными минералами, и удалось достучаться до камня, так долго окружавшего его, он принял свою судьбу и не пытался сбежать. Сделав выбор, он должен был стойко принять его последствия.

Находясь в ставшей привычной полудреме окоченевшего человека, Горальд зашевелился, услышав поднявшийся наверху шум. Открыв глаза, он взглянул на далекий круг голубого неба, отражающийся в скользкой трубе колодца. Что-то длинное и темное спускалось к нему по округлой стене. Только мужчина успел удивиться, что церковники отошли от своего расписания кормления заключенных, как к его ногам упала толстая веревка с крепким узлом на конце, а в колодце стало совсем темно — небо вверху заслонило черное пятно человеческого силуэта.

— Эй, там! Хорош морозить задницу! Хватайся! — колодец наполнился молодецким голосом, прыгающим по стене.

Заставив атрофировавшиеся мышцы двигаться, Горальд ухватился за веревку, обвивая ее вокруг рук.

— Готов? Вытягивайте его! — на голову Горальда высыпалась еще одна горсть слов. Стены колодца заспешили вниз, а небо над головой стало расходиться в стороны, как круги на воде.