Наталья Якобсон - Император-дракон

-- Вижу, предупреждать бесполезно, - с грустной улыбкой констатировал я. - Что ж, возможно, однажды я предстану перед вашими ревнивыми придворными, и, дай бог, чтобы я явился к ним в таком обличье, как сейчас, а не в ином.

-- Что вы имеете в виду? - Селвин впервые испытал недоумение.

Святая простота, усмехнулся я про себя, как же ему далеко до подозрительной Франчески.

-- Очень часто злой рок преследует тех, к кому я испытываю симпатию, - пришла моя очередь погрузиться в печальные воспоминания о гномах, особенно о том, который назвался Домиником, еще более болезненным было напоминания о предусмотрительном Клоде и наивном, но неповторимо обаятельном Флориане. Все они пострадали из-за привязанности ко мне.

-- Вы хотите продлить наше знакомство? - спросил я у растерянного Селвина. - Что ж, я не против.

-- Отлично, вы не пожалеете, - обрадовался он. - Сегодня же придется привести каменщиков, маляров, плотников, чтобы привести дом в подобающий вид.

Он хотел добавить, что будь я чуть-чуть сговорчивее, и меня ждало бы будущее королевского наследника, а не влезшего в долги помещика, но врожденная вежливость не позволила Селвину распространяться на такие темы. Он привык к придворной роскоши и был уверен, что любой кто вынужден прозябать в доме с протекающей кровлей, к тому же без слуг, несомненно, задолжал и трактирщикам, и портным, и ростовщикам. Лишь бы только он заранее не стал оговаривать с королевским казначеем оплату этих несуществующих долгов.

Селвин уже убежал давать приказания своим провожатым, а меня душил глухой истерический смех. Да, я бы мог озолотить любого из правителей близлежащих стран. От самого крошечного, даже не ограненного камня из моих запасников не отказался бы ни один из самых богатых и могущественных королей. Разве могут сильнейшие мира сего помышлять о тех сокровищах, которые припрятаны в закромах у драконов? Непросвещенность Селвина извиняла его наивность.

Я считал Селвина ненавязчивым только до тех пор, пока в поместье не закипела работа. Грузчики ввозили новую, модную меблировку. Стены заново обшивали дорогими породами дерева. Портнихи снимали мерки для штор и балдахинов. Устав от непрекращающегося грохота подъезжающих повозок, стука молотков и споров о том, что где будет красивее стоять, я перебрался на мельницу. Там было тепло и приятно. Мешки с мукой и не перемолотым зерном кучей выселись у стен, но сам мельник с помощником, помня о требование хозяина, к вечеру покидали мельницу.

Оставшись в одиночестве, я подумал о Винсенте. Где сейчас этот бедолага? Наверное, днем отсыпается в какой-нибудь убогой хижине, ведь его дом продан, а долги не уплачены. Только к вечеру он может выбираться из своего укрытия, чтобы съездить в гости к тому, у кого хватит глупости его пригласить. Бедняга Винсент! Он бы плясал от счастья, если бы какой-нибудь бездетный король вдруг вздумал усыновить его. Опять выходило так, что все почести доставались тому, кто их совсем не ценил, а не тому, кто о них грезил.

Не то, чтобы я очень жалел Винсента. Он, ведь сам все время влезал в неприятности и делал это вполне умело без посторонней помощи. Ловкие махинации это не то средство, с помощью которого можно добиться успеха. Сейчас мне вспомнился Винсент, потому что я ощутил его присутствие неподалеку. Только не мог понять, зачем он околачивается возле пожалованной мне деревни и на что пытается подбить крестьян, готовых слушать его.

С крыши мельницы открывалась отличная панорама, но кто-то убрал стремянку, помогающую залезть наверх. В отличие от людей я не нуждался в лесенке, чтобы подняться на чердак. Наверное, мельник заметил, что стоит мне носком сапога коснуться нижней ступеньки, а в следующий миг я уже взлетаю к крышке люка, это и вызвало подозрения.

Легко забравшись наверх, я уселся на крыше мельницы прямо напротив вращающегося колеса и ветрил. Внизу холодно мерцал мельничный пруд. В жару он, должно быть, выглядел более приветливо, когда вокруг зеленел луг, а по берегам поднимались заросли осоки и камыша, но сейчас стальной блеск воды навевал нехорошие мысли. Просторный плащ развевался у меня за спиной, окружая все тело пламенным ореолом. Мой слух стал очень чутким, стоило только навострить уши, и я слышал удары молота в кузнице, гогот гусей в сарае, храп ломовых лошадей, плач младенца в колыбели и воинственные крики. За счет слуховых ощущений все происходящее в деревне было для меня почти осязаемо, несмотря на лежащие между нею и мельницей мили. Я напрягся и прислушался. Что происходит там? Кто-то выносит из кузницы оружие, предназначенное для господ, но сейчас ставшее достоянием каждого, кто жаждет кровопролития, зажигают просмоленные факелы, зачинщики кричат и их поддерживают десятки голосов. В деревне готовится восстание, кипят страсти, слухи и подозрения сделали свое дело. Какая честь убить дракона, пока он расхаживает в человеческом обличье. Будь я человеком, мне было бы обидно. Ведь это деревня принадлежит мне по жалованной грамоте, я сосед-помещик Франчески, друг самого короля, а эти глупые люди хотят пустить в ход вилы и ножи. Что ж, если они желают увидеть дракона, они его увидят, хотя я поклялся не превращаться без особой нужды.

Сверху можно было обозреть одну темную, припорошенную белыми хлопьями равнину и сгустки еловых зарослей, но где-то далеко мелькнул огонек, сначала один, потом другой и еще несколько вспыхнувших факелов огненными тюльпанами замаячили на черном фоне. Крошечные оранжевые сполохи стремительно двигались по направлению к мельнице, казалось они сами собой плывут по воздуху, как бродячие огоньки, однажды указавшие мне путь к кладу.

На этот раз добросердечные вассалы хотели проложить вечному скитальцу путь к могиле. Только гордость мешала мне вернуться в сумрачный, необъятный мир, где меня примут, как равного. Гордость и внезапно вспыхнувшая ярость. Как могут эти люди быть так самонадеянны и полагать, что одолеют того, перед кем трепетала раса более сильных существ. Угрожая мне, они всего лишь повторяли ошибку прошлых поколений.

Винсент, очевидно, за прошедшие века все-таки поднабравшийся жизненного опыта успел ретироваться еще до того, как толпа двинулась к мельнице. Несомненно, он уже узнал про то, что король ко мне благоволит, и разозлился до такой степени, что очертя голову ринулся в очередное опасное предприятие. Результат его происков я теперь мог наблюдать с лучшего места. Выкрики факельщиков и звон металла был предназначен для того, чтобы я почувствовал себя в опасности и заволновался, может даже попробовал бежать, но я и не думал что-либо предпринимать, до тех пор пока бунтовщики не приблизились на достаточное расстояние, чтобы заметить алый плащ, знаменем развивавшийся на фоне темного неба.