Дэннис Фун - Ловцы видений

Хотя Святой ему ничем не досаждал, Роун был уверен, что Пророк надеется получить через него доступ к каким-то важным сведениям. Святой постоянно интересовался жизнью в Негасимом Свете, расспрашивал о самых заурядных вещах, касавшихся его разоренного и разрушенного селения, — о том, как работали его родители, как вся семья собиралась за обеденным столом, какую мебель особенно любила делать мама. Святой мог бесконечно слушать его рассказы о Стоув — в какие игры они играли с Роуном, как подшучивали над родственниками, какие истории любили слушать и рассказывать.

Когда Роун задал ему вопрос о причине такого интереса к их жизни, Святой ответил, что ему довелось пережить нечто подобное. Его родные и близкие тоже были убиты, когда сам он был еще маленьким. А эти разговоры о семье помогали ему вспоминать подробности собственного детства.

Роуну очень хотелось понять истинные причины интереса Святого. Чем больше он думал о подслушанном разговоре Святого с Кирой, тем больше убеждался, что между ним, Стоув и Городом существует какая-то связь. Если сестра его была в Городе, решил Роун, он либо пойдет туда и найдет ее, либо погибнет, стремясь достичь этой цели.

Тренировки с братом Волком оказались хорошей подготовкой для второго испытания Роуна. Как-то утром, на рассвете, сразу после восхода солнца в сопровождении брата Жало и еще трех братьев Роуна отвели к ручью. Там ему дали кирку и велели отрыть огромный камень. Земля слежалась и затвердела, и Роун с большим трудом откопал глыбу из грунта.

К этому времени многие братья собрались посмотреть, как продвигается его работа.

— А теперь подними его, — приказал брат Жало.

Роун опустился на корточки и обхватил руками огромную каменную глыбу. Громко крякнув, он распрямился и поднял камень. Через толпу братьев к нему подошел Святой.

— Друг ждет это подношение на первой верши не нашей горы, — сказал Святой. — Пока он его не получит, камень не должен коснуться земли.

— Второе испытание началось! — громко выкрикнул брат Жало. Братья отозвались одобрительными восклицаниями.

Следуя за братом Жало, сопровождаемый сзади братом Аспидом, Роун медленно шел по берегу ручья в направлении горы. Камень был настолько тяжел, что мальчика шатало. Когда они подошли к водопаду, с Роуна градом катился пот, он не чувствовал пальцев, нестерпимо болели ноги.

Брат Жало влил ему в рот немного воды, а брат Аспид приободрил: «Все в порядке, Роун».

Брат Волк пристально посмотрел на мальчика.

— Теперь начинается настоящее испытание.

В гору надо было подниматься по пологой извилистой тропе. Роун старался не сбить дыхание, но вскоре у него стала слегка кружиться голова. Он чувствовал, как с ободранных пальцев на босые ноги капает кровь, пот застилал глаза. Он уже почти ничего перед собой не видел, боль пронизывала все тело. Каждое движение отдавалось набатным звоном в голове. Роун пошатывался на нетвердых ногах и не падал только потому, что прижимался к шершавой поверхности камня. Бок пронзала жгучая боль. Каменная глыба так и норовила выскользнуть из рук — прижимая камень к животу, он удерживал его из последних сил.

Братья начали нараспев повторять: «Друг ждет… Друг ждет!»

Роун взглянул вверх, но конца тропы видно не было. Потом скосился на камень и решил уже было сбросить его с утеса, но тут вдруг услышал голос бурой крысы:

«НЕ СДАВАЙСЯ».

К нему подошел брат Аспид.

— Всё в порядке?

— Да.

«ПУСТЬ БОЛЬ ПИТАЕТ ТВОЮ СИЛУ, ТЫ ДОЛЖЕН УМЕТЬ ИСПОЛЬЗОВАТЬ В СВОИХ ЦЕЛЯХ ЛЮБУЮ СИТУАЦИЮ».

— Ты уверен, что можешь идти дальше?

— Да.

«ИСПОЛЬЗУЙ СВОЮ БОЛЬ И ДОСТИГНЕШЬ ВЕРШИНЫ. МЫ ЗНАЕМ ЭТО».

Щеки горели. Роун двинулся дальше. Сердце колотилось с бешеной силой, ноги почти не гнулись и отказывались слушаться, но он как сомнамбула шел вперед, пока не поднялся на вершину. Там стояла статуя Друга, как бы глядевшего с горы вниз. У подножия статуи лежали десятки таких же каменных глыб, какую нес Роун.

— Друг восстал из камня! — громко воскликнул Святой.

Пока Роун из последних сил тащился к статуе, братья нараспев скандировали: «Восставший из камня, восставший из камня!» — до тех пор, пока он не бросил камень и как подкошенный рухнул на землю. Тогда все захлопали в ладоши, а Роун валялся в пыли и ловил ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, все тело его горело. Но застрекотал сверчок, и звуки приветствий как будто стали глуше. Роуну показалось, будто маленькое насекомое, устроившееся у него в кармане, своей песней врачует его раны.

Роуну дали несколько дней передохнуть и прийти в себя после второго испытания. Он почти не выходил из шатра и много упражнялся в игре на флейте. Музыку и близко нельзя было сравнить с той, что играли лучшие музыканты Негасимого Света, но к занятиям своим он относился с большим прилежанием. Особенно нравилась его игра сверчку. Насекомое устраивалось у Роуна на колене и, казалось, восхищенно слушало звуки музыки, подрагивая усиками. Неосознанно Роун часто наигрывал мелодию из прошлого, песню, которую очень любила и часто пела его сестра — так часто, что иногда Роун грозил, что зашьет ей рот.

— Тогда я буду петь через нос, — говорила в таких случаях она и продолжала напевать мелодию с закрытым ртом, бросая на брата плутоватые взгляды.

Теперь он сам наигрывал тот же мотив, думая о сестре. Он молил Бога, чтобы она была жива, и надеялся, что ей ничего не угрожает. «Я найду тебя, Стоув, — думал он, — вот закончатся эти испытания…»

Третье испытание должно было состояться через неделю, во время ежедневного ритуала после захода солнца. Святой велел Роуну выйти вперед.

— Третье испытание. Новообращенный будет общаться с Другом.

Братья одобрительно закивали.

Брат Аспид вывел Роуна вперед и прошептал:

— Эти несколько испытаний будут самыми трудными из всех. Ты уверен, что готов к ним?

— Да, — ответил Роун, — я готов.

Он повернулся лицом к собравшимся и в этот момент услышал какое-то блеяние. Братья расступились, и Роун увидел, что к нему приближается Поваренок, ведущий на веревке барана. Поваренок с братом Волком связали барану ноги и положили животное на плоский камень перед Роуном.

Затем к нему обратился брат Волк:

— Перед общением с Другом в его честь надо принести жертву.

Брат Ворон дал Роуну нож.

— Во имя Друга, — произнес он.

— Во имя Друга, — вторили ему собравшиеся.

Роун взглянул в подернутые поволокой глаза животного. Сознательно пускать кровь живому существу у народа Негасимого Света считалось самым страшным грехом.