Элен Варрон - Слуги тьмы

Он открыл ларь, выложил на стол хлеб, сыр и копченое мясо, пирог, испеченный матерью, добавил пучок зелени, поставил кувшин с остатками меда, бутыль с кленовой брагой и кружку с водой. Указал на угощение:

— Ешь!

Элли не двинулась с места. Ее взгляд обежал стол, комнату и обратился на Даниэля.

— Ешь, — повторил он, отломил краюшку хлеба и подал ей.

Она отстранилась, как будто ей предложили жабу.

Тогда он сел к столу и пообедал сам, то и дело сторожко поглядывая в окна и полуоткрытую дверь. Элли голодными глазами смотрела, как он ест.

— Ну? Теперь-то будешь? — Даниэль подал ей сыр — мягкий, желтый, в мелкую дырочку.

Она глянула на сыр равнодушно, точно на деревяшку. Затем подняла лицо, и в глазах ее появилось просящее выражение.

— Так чего ты хочешь? Что ты ешь — молоко, траву? Орехи? Молчишь? Ну, молчи дальше… Ах ты!.. Ты!.. — У него похолодели кончики пальцев от внезапно пришедшего ответа. Теперь он знал, чем питается зеленоглазая; и знал, что кормить ее он не станет.

Даниэль отошел от Элли и прислонился к косяку, оглядывая площадку, машинально поглаживая тетиву висящего за плечом лука.

Лемуты не подавали признаков жизни, однако взрослые лорсы в загоне храпели и тихо бесились, телята испуганно вскрикивали. Сильвер припал к земле у крыльца, морщил губу, показывая острые клыки.

Даниэль мрачно подумал, что он, в сущности, сделал то самое, чего от него добивались Ревуны, когда уводили зеленоглазую в лес, а он доверчиво следовал за ее молящими горестными криками. Его передернуло. Не зря лемуты носятся со своими лассо, не зря пытаются украсть животных! Если они и впрямь хотели, чтобы он оказался рядом с Элли и накормил ее… Он обернулся, охваченный внезапной яростью и желанием вышвырнуть гостью за порог. Тварь нечистая! Она — не человек, она… Он осекся, мысленно прикрикнул на себя. Она — женщина. Она не просила, чтобы ее спасали, не навязывалась в подопечные. В конце концов, она даже хотела уйти — и ушла бы, не сбей лорс ее с ног.

— Элли, — мягко позвал пастух.

— Аиэль, — отозвалась она. Низкий хрипловатый голос звучал устало. Она все так же сидела на нарах, подвернув ноги, здоровой рукой опираясь на одеяла, а сломанная висела на перевязи. Лоб и верхняя губа повлажнели, на бледном лице загар почти не был заметен.

Даниэль подошел и снова подал ей кружку с водой. Элли взяла ее. Долго смотрела на воду, как будто хотела увидеть на вздрагивающей поверхности свое будущее, затем прильнула губами и выпила все до капли. Протянула кружку обратно.

— Аиэль…

Ему сжала сердце жалость. Зеленоглазая не выживет здесь, ее надо увезти в поселок.

В Атабаск? К отцу Альберту? Ох, Отец Небесный…

Он присел на край постели, заглянул в глубокие зеленые глаза. Черные зрачки пульсировали, расширяясь и сжимаясь.

— Элли. Ты понимаешь меня?

Она не ответила, не отвела взгляд, светлые ресницы не дрогнули. Никак не узнаешь, понимает или нет.

— Послушай. Я знаю: тебе плохо, и ты голодна. Но я не могу сейчас тебя накормить. Завтра… если мы сладим с Ревунами, тебе будет еда.

Она положила прохладные пальцы ему на запястье. Чуть нажала, словно считая пульс. Вздохнула и с видимым сожалением убрала руку.

— Я не отдам тебя лемутам, — медленно, веско проговорил Даниэль. Ну вот: он опять бросил вызов Нечистому. Мало того, он противопоставил себя Атабаску: родным, отцу Альберту, поселковой страже — всем.

— Аиэль, — едва слышно промолвила Элли, — Аиэль… — Она низко склонила голову, спутанные волосы завесили лицо; на выглядывающие из-под края шкуры коленки упали две тяжелые капли.

— Никому не отдам. — Он решительно поднялся. Только бы Сат Аш не ленился и резвей бежал к Атабаску На Закате… Только бы лемутам не наскучило ждать и они не пошли в наступление…

Даниэль уселся на пороге хижины — внешне спокойный, даже беспечный. На самом же деле каждый мускул был готов дать отпор врагу, каждая клеточка тела вслушивалась в окружающий мир. Ревуны ждут. Их не стало больше, но они здесь, за тонкой завесой листвы; Даниэль улавливал их злобу и — одновременно — холодную уверенность в себе. За спиной он ощущал Элли. Она ослабла от боли, усталости и голода, опасная сила совсем ушла из нее, и он чувствовал, что она скорей умрет, чем предательски кинется на него сзади.

Из загона вышел Одживей, сделал несколько шагов к хозяину. Коротко рявкнул, словно требуя: «Сделай же что-нибудь! Пора прекратить безобразие и прогнать мерзких тварей!» Словно по команде, закричали малыши и замычали лорсихи, и стадо, плотно сомкнувшись, двинулось к выходу. Даниэль вскочил на ноги.

— Куда это вы? А ну, назад! Ишь, наладились удирать… Рано струсили. — Он пробежал наискосок по площадке, стал на выходе из загона. — Назад, кому сказано!

А вот просвистит лассо, обовьется вокруг плеч, — пришла в голову резонная мысль. Даниэль растянулся на мху, словно у него подкосились ноги. Возле головы опустилось копыто. Осторожно ступая, лорсы зашагали через хозяина. Он вскочил. Под прикрытием лорсиных тел, лассо не страшно. Обхватил за шею Хайата, попытался повернуть его обратно.

— Ты что ж это? А ну давай домой!

Хайат — Ночной Туман — нагнул голову, приостановился. Мать Скорби подтолкнула хозяина мордой: пошли, мол, с нами; пора уносить ноги.

— Хайат! Ага Шау! Домой, ребята, домой. Одживей, поди сюда. Хороший парень, хороший. Поворачивай домой, быстренько.

Лорсы замешкались. Они тревожно топтались на месте, фыркали, поводили головами. Даниэль уговаривал, упрашивал, тянул их, подталкивал. В конце концов Ночной Туман неохотно покорился, повернул обратно. За ним пошли его лорсихи с малышами, следом потянулось семейство Одживея. Наконец и сам Одживей с раздраженным фырканьем шагнул в загон.

Даниэль метнулся к хижине, где сидел Сильвер и наблюдал за хозяином. Он пару раз слабо стукнул хвостом, когда пастух, отдуваясь, уселся на пороге.

— Лорсы должны быть тут, — тихо сказал ему Даниэль. — Пока все остается как есть, я думаю, лемуты не нападут. Понимаешь?

Сильвер ткнулся носом ему в колено. «Лорсы могут уводить малышню, — говорил его взгляд, — но я-то хозяина не оставлю».

Даниэль испытал чувство стыда перед своими животными. Он готов принести их в жертву — Сильвера, Хайата, Одживея. Когда Ревуны утомятся ожиданием и пойдут на штурм, верный пес и лорсы непременно кинутся в драку. Но если бы спросить у Ноги Как Дуб: чья жизнь важнее — телят или чужой зеленоглазой женщины — что бы ответил лорс? И почему он должен гибнуть ради сделавшего неумный выбор хозяина?

Даниэль услышал шорох за спиной и обернулся. Элли встала с постели и, опираясь рукой на край стола, неловко прошла к полке на стене, где пастух хранил свою скудную кухонную утварь. Пошарила и достала нож, которым он недавно нарезал мясо. Даниэль сдвинул брови, наблюдая, готовый молниеносно шарахнуться или, наоборот, прыгнуть вперед. С ножом в руке Элли прислонилась к столу, нагнулась. Пастух вздумал было, что она хочет вскрыть себе артерию на ноге. Но нет, она всего-навсего пыталась отрезать кусок своего мехового одеяния. Одной рукой ничего не выходило.