Лорел Гамильтон - Поцелуй мертвеца

— Я повидала довольно членов старого совета, чтобы с этим согласиться, — пробубнила я.

— Но я не слышал, чтобы кто-то из вампиров в действительности выступал за жизнь абсолютно без Мастеров. Только самые молодые из нас могли мечтать об этом.

— Вампиры, которых мы тут нашли, молоды, они и были молоды. Среди них нет ни одного старше сотни, большинству где-то от двадцати до пятидесяти, но есть и те, кому всего десять а то и того меньше.

— И все американцы?

— Кажется, — задумалась я.

— Американцы, как живые, так и немертвые— странная компания. Они ценят свой идеал свободы превыше всего, о чем иные из нас могли бы только мечтать.

— Мы -молодая страна, — ответила я ему.

— Согласен, в другой день и век Америка переживала бы свою экспансивную стадию построения империи, но вы слишком быстро повзрослели. Мировые лидеры, военные не позволили бы сейчас подобных завоеваний.

— Ага, было бы неплохо начать присваивать часть земель и ресурсов, за которые умирают наши солдаты, — съязвила я.

— Ma petite, да ты тайная империалистка?

— Просто устала смотреть в новостях, как гибнут наши парни и девушки, и нечего сказать, кроме как показать мешки с трупами.

— Вы дарите свободу и вот благодарность от тех, кому помогаете, — произнес он очень спокойно.

— Ага, так благодарны, что до сих пор продолжают нас подрывать, — хмыкнула я.

— Должен признать, что Америка пришла к своему взрослению в нелегкие исторические времена.

— Эти ребята готовы были скорее умереть, чем принести тебе клятву на крови, но я чувствовала, будто они и так уже являются частью нашей линии[12].

— Это интересно. И неожиданно. Уверена, что это не так?

Сделав глубок вдох и выдох, я попыталась все проанализировать, вновь почувствовать, что уже чувствовала и позволила разделить с ним мои воспоминания. Замолчав, я просто открыла ему доступ непосредственно к моему сознанию.

— Я подумаю над этим. — Он отдалился от меня, чуть прикрываясь барьером.

— Тебе что-то пришло в голову, и мне это не понравится, ведь так?

— Есть одна идея, только и всего. Я хочу поразмыслить над ней, спросить мнения некоторых из старейшин, которым больше всего доверяю, прежде чем поделюсь ею с тобой.

— Прежде чем ты просто мне соврешь, — уточнила я.

— Когда-то, ma petite, ты даже не осознала бы, что я что-то от тебя скрываю.

— Я выучила тебя, — пояснила я.

— Мы выучили друг друга, — поправил он. — Ты доверишь мне придержать мои мысли при себе, пока я не решу, что готов поделиться ими с тобой?

— Лучше бы мне знать, — проворчала я.

— Так как? — вновь спросил он.

— Да, — выдохнула я, но подумала, что все равно хочу знать, и вновь оказалась в его голове, а он вытолкнул меня оттуда, нежно.

Я перестала смотреть на мир практически через его сознание, и теперь словно зависла перед ним или чуть выше. Именно так я все и видела на расстоянии, прежде чем приспособилась к этому, но сейчас именно Жан-Клод оттолкнул меня прочь.

Он улыбнулся, сверкнув глазами цвета насыщенной кобальтовой синевы, самого чистого темно-синего оттенка, когда-либо встречаемого мной в чьих-то глазах. Сначала глаза, затем черные локоны, извивающиеся поверх его поблескивающего, прекрасного тела; маленький шрам от ожога в виде креста на его груди казался гладким, когда я касалась его кончиками пальцев. В тот же миг, как только я отчетливо вспомнила это ощущение, я оказалась так близко от него, словно снимала его на камеру с близкого расстояния.

На этот раз он сильнее оттолкнул меня, перестав улыбаться, когда взглянул на меня. Я знала, что он видел меня в затемненной аллее, как я видела его в элегантно обставленном кабинете.

— Ты сказала, что доверяешь мне.

— Я доверяю тебе, — ответила я.

— Но все еще пытаешься проникнуть, проверяя на прочность границы.

— Прости. — Я пожала плечами. — Не особо-то и хотелось.

— Не хотелось, но пыталась, ma petite.

Я снова пожала плечами:

— Ну, нельзя же винить девушку только за то, что она пыталась.

— Да, да, знаю, — сказал он. — Je t'aime, ma petite.

— Я тоже тебя люблю, Жан-Клод, — ответила я.

Прервав нашу связь, он категорично и плотно закрыл свою метафизическую дверь. Он что-то задумал, и, если бы я надавила, он мог бы расколоться, но я уяснила, что когда Жан-Клод говорил, что мне лучше чего-то не знать, то так оно и было. Неведение вовсе не блажь, но таковым не является и знание. Иногда ты узнаешь больше чем нужно, и эти знания не делают тебя счастливей.

Услышав, что позади меня кто-то был, я обернулась, обнаружив Зебровски у входа в аллею:

— Он видел их в новостях?

— Что? — переспросила я.

— Тела, — пояснил он.

Я моргнула, глядя на него, пытаясь окончательно вернуться в собственное сознание и тело. Я коснулась кончиками пальцев холодного, грубого кирпича, и это сработало.

— Ты в порядке? — прозвучал вопрос.

— Конечно, — кивнула я в ответ.

— Я Кэти тоже позвонил, — вставил Зебровски.

— Она увидела все в новостях, — догадалась я.

— Не она. Дети.

— Мне жаль, Зебровски. — Я с сочувствием посмотрела на него. — Должно быть это тяжело.

— В новостях тела показали под простынями и прочей дребеденью, и еще объявили, что были убиты двое полицейских, но имена не афишировали, пока не будут оповещены семьи. С одной стороны это хорошо, но в то же время адская пытка для остальных семей, — закончил он свою мысль.

Я думала об этом, но большинство моих «бой-френдов» могли чувствовать, жива я или нет, и умри я, они ощутили бы это, точно так же, как я ощутила бы их смерть. Только я отгораживалась барьером как последняя сволочь, чтобы не пускать их к себе в голову. Я ясно дала понять, что им всем следует держаться подальше от моего сознания, пока я на месте преступления и сделала все зависящее от меня, дабы удостовериться, что не делилась с ними информацией по текущим расследованиям. Держать дистанцию, чтобы сохранить секреты друг от друга, требовало не малых усилий, но я обязана была так поступать, не только чтобы сохранить конфиденциальность полицейской работы, но и потому, что им не нужно было видеть все те ужасы, с которыми я сталкивалась по долгу службы. Я не хотела, да и не было нужды делиться этой частью моей работы. Иногда, когда мне снились кошмары, они улавливали их обрывки, если мы спали рядом друг с другом. Когда я расследовала реальную мокруху, некоторые из моих любовников предпочитали ночевать где-нибудь в другом месте. Не то, чтобы я их винила за это, хотя и заметила, что те, кто так поступал, теряли в моих глазах заработанные очки моей к ним благосклонности. Я предпочитала, чтобы в моей жизни были люди, готовые принять меня всю, а не порционно.