Юлия Морозова - Телохранитель для мессии

Гороподобная аалона Ренита вдалбливала в наши сопротивляющиеся такому надругательству головы предмет «Магические существа». На широких просторах Империи год от года прибавлялось самой разнообразной нечисти. Вся магическая фауна по отношению к роду человеческому подразделялась на две большие группы. Нечисть, которая «горячо любила» человечество (обычно в качестве сытного завтрака, обеда и ужина, можно позднего), и нечисть, которой на нас совершенно наплевать, если ее не трогать. К первой группе относились вампиры, оборотни на любой вкус, мертвяки (они же зомби), горгоны, высасывающие тени, а также куча других малоприятных тварей — любителей полакомиться разнообразными частями человеческого тела в зависимости от предпочтений. Во вторую входили драконы, элементали стихий, различные земноводные (русалки, водяные, омутники), пегасы, гиппогрифы — всего и не перечислишь. При желании их можно изловить или сговориться о деле, но результат оказывался непредсказуемым. Встречи и с теми и с другими лучше бы избежать, но нам, как истинным алониям, это вряд ли удастся.

«Обнадеживает». Да уж…

Кроме леденящих кровь лекций у нас предусматривалась практика. Не менее впечатляющая. Обычно на практические занятия аалона с радостным видом Деда Мороза, делающего подарки малышам, приносила что-нибудь настолько отвратительно-мерзкое, что каждую послушницу в группе по разу, да стошнило. Меня и вовсе трижды. На одном из таких занятий нас порадовали мигами — червями времени. Фу, гадость. За полчаса они обрастали слизью, творя из окружающего их пространства временную кашу, при взгляде на которую желудок подпрыгивал к горлу. Тягучая слизь облепляла руки и не желала стряхиваться, позволяя сквозь толщу полюбоваться разложением обволакиваемых ею вещей, ускоренным в тысячи раз.

Аалона оказалась злопамятной и не забыла моего промаха с драконьей вытяжкой. Мне вменили в обязанность ассистировать ей во всех опытах. Наставницу не трогало, что я разводила антисанитарию на уроках неконтролируемыми приступами тошноты. Вырвало в первый раз, во второй, в третий. На четвертом занятии я недрогнувшей рукой взяла мига в руки. На восьмом умудрилась при препарировании куролиска, в котором мы с воодушевлением копались всей группой, дожевывать оставшийся с обеда сухой паек.

Про занятия, которые вел отец Ванхель, ничего плохого или хорошего сказать не могу, так как просыпала их самым бессовестным образом. В отличие от других преподавателей, святой отец не заставлял нас конспектировать лекции, полагая, что женщина, обученная грамоте, противна Единому. А под усыпляющее бормотание священника о житии святых мои глаза закрывались сами собой. Впрочем, на этих уроках бодрствовала одна закаленная долгими молитвами Сеш.

Глава 6

Празднование дня святого Конхола было проведено по всем правилам. Монахини умели не только работать, но и отдыхать.

«Только редко уж очень…» Зато с размахом!

Подъемный мост опустили, тяжелые дубовые бочки с монастырским вином (сама катила, тяжесть достоверно могу подтвердить) врыли в землю недалеко от рва, окольцовывающего крепостную стену. Лонии всю предшествующую неделю работали как каторжные, готовя всевозможные разносолы. Ими не собирались кормить прибывающий люд даром — под стенами Ордена с раннего праздничного утра голосила и шумела веселая ярмарка.

Окрестные селяне стянулись сюда накануне вечером, ставя пестрые палатки и раскладывая свои товары, чтобы, едва солнце покажется над горизонтом, начать бойкую торговлю. В качестве музыкального оформления праздника пригласили несколько самодеятельных коллективов, среди которых громче всех старался хор бабушек и дедушек, которые рвали душу народными песнями под здешний вариант гармони. Когда этот народный хор, умаявшись, в обед отправился в полном составе промочить горло, все вздохнули с облегчением. Но ненадолго. Спустя некоторое время музыкальная пытка возобновилась. Слава этому самому Единому, кто-то догадался организовать пожертвование в пользу развития песенной культуры, которое эта культура не побрезговала пропить.

На «хрупкие» девичьи плечи алоний руководство Ордена возложило развлекательную часть мероприятия. Голла и Кенара под предводительством алоны Виены, которой в будущем году предстоял аттестационный экзамен на Мастера Иллюзий, показали представление на тему деяний отца-основателя. Сцены с его участием подверглись тщательному редактированию — у них святой Конхол вышел куда симпатичнее и доступнее для народной любви, чем в официальной версии на витражах.

Остальные послушницы, не наделенные подобным талантом, тешили жителей дальних и близлежащих поселений зрелищем своих достижений в ратном деле. Девушки делали «змейку», вставали в «пирамиду», сомкнутыми руками останавливали острый меч (имелся такой фокус в арсенале Ранели и Сеш) и демонстрировали отработанные до блеска боевые приемы. Я подобной чести не удостоилась, чему совсем не печалилась. Прыжки на солнцепеке не самое мое любимое занятие. Меня и Анию, как неспособных к акробатическим изыскам, приставили охранять стратегические запасы монастырского вина.

Охранницы из нас получились так себе. Но хватало одного нашего вида и грозно нахмуренных бровей, чтобы не переводившаяся возле бочки очередь вела себя пристойно. Лония, не растерявшая еще преклонения перед старшими сестрами, подобострастно предложила отведать охраняемого продукта. Чаши были нами благожелательно приняты. Ничего вкуснее я в жизни не пробовала. По небу и языку разливалось вкусовое блаженство, оседавшее в неподготовленном к таким вакханалиям желудке. Амброзия, недолго плескавшаяся в наших чашах, действовала сразу в двух направлениях — на голову и на ноги. Скоро для устойчивости пришлось прислониться к бочке. Губы расплывались в по-идиотски довольной улыбке. Деревенские парни, наплевав на наш неприкосновенный статус, бойко кадрили подвыпивших алоний.

Как-то незаметно мы присоединились к шумному празднованию, иногда возвращаясь на охраняемый пост за наполнением чаш. Уследить за нами оказалось некому: алоны, проведшие в хлопотах предыдущую ночь, пребывали в состоянии, близком к обмороку. Вследствие всего выпитого остальная часть празднования вспоминалась с превеликим напряжением.

Глаза, приученные подъемом в одно и то же время, распахнулись сами. Я мучительно пыталась вспомнить что-нибудь из вчерашнего, попутно ощупывая свою драгоценную персону: все ли на месте. Отдельные фрагменты прошедшего вечера, всплывающие в уже не замутненном сознании, приводили в ужас.