Сергей Радин - Кодекс Ордена Казановы

Маленький тупичок он нашёл сразу.

Естественно, любопытство — что за знакомый — одолевало. Но и ещё и претензия: чего это — двое на одного. Плюс ещё шкурный интерес — узнать про себя: ни разу в темноте на другое зрение не переходил.

Шкурный интерес удовлетворил сразу, заглянув в тупичок. Оказывается, видеть можно, только чуть темновато, как в вечерних сумерках, и фигуры людей очерчены как-то слайдово, что ли, — в общем, не совсем чётко.

А располагались фигуры очень любопытно. Одна, высокая, тонкая, стояла близко к выходу из тупичка, слепо шаря по стене. И вот-вот скоро фигуаы дошарится до выключателя, который в тупичке за метр до выхода — и за два метра от руки шарящего. Вторая фигура, тоже из высоких да тонких, чуть наклонилась в сторону, держа за шкирку фигуру третью, сидящую разбросав ноги по полу.

— Ну, что?

— Не найду. Наверное, чуть дальше.

Это они, высокие и тонкие, о выключателе — понял Лёхин. Он примерился, как вырубить первого, слепо и осторожно идущего, шаря по стене. Уже адреналин зажёг топку в ногах, и боевой огонь вкрадчиво и весело полез кверху, заставляя мышцы подрагивать от нетерпения… И тут словно над головой ведро с ледяной водой опрокинули. Нельзя! Нельзя драться!.. Диана знает, что он вышел из зала по своим делам. Возможно, кто-то из компании красавиц и красавчиков его разглядел. Драка сейчас — отсутствие доступа в кафе в дальнейшем. "А оно мне это надо? Доступ? — спросил себя Лёхин и честно ответил: — Не знаю. Но быть персоной нон грата нельзя. На всякий случай. Единственная ниточка через Диану — здесь".

Лёхин с сожалением вздохнул, вернулся к щиту и выключил всю линию.

— Нашёл?

— Нашёл. Замыкание, наверное. Не включается.

Пока они переговаривались, Лёхин прошёл мимо них до конца тупика, обнаружил ещё один поворот — в комнатку три на три, зато с единственным окном, забранным изнутри решёткой. "Нет. Это нам не подойдёт".

Между тем, второй, кажется, решил присоединиться теперь уже к поискам щита. Лёхин подоспел к нему как раз в тот момент, когда он бросил жертву и неуверенно пошёл вдоль стены, волоча ноги, чтобы не споткнуться.

Лёхин — обрадовался. Теперь он просто взвалил на себя третьего и тишком-молчком просочился мимо мальчиков-красавчиков. Из одного коридора в другой, с туалетами, он прошёл легко: на площадке перед эстрадой танцевали уже под томное пение двух девиц, сопровождаемое цветовыми эффектами.

В аристократическом кафе и туалеты оказались не хухры-мухры, а отдельными кабинетами. В обнимку с неизвестным Лёхин вошёл в один из них, виновато улыбнувшись какому-то дяде — явно из посетителей: курил у раскрытой форточки. Курильщик рассеянно улыбнулся в ответ: всякое, мол, бывает, напиваются даже в таком заведении…

Ввалившись в "кабинет", Лёхин усадил неизвестного на хороший, крепкий мягкий стул, тоже у окна, и, придерживая его за грудки, вгляделся в болезненно сморщенное лицо с полуприкрытыми глазами. Вот это да… Словно выпавший из-под свитера, Шишик весело заскакал по плечам и голове пострадавшего.

— Павел Иванович… Вы меня слышите?

Детектив из частного агентства что-то жалобно забормотал и вяло взялся за бок. Ага, вот как его… Небось, один сзади подошёл и по почкам врезал. Иногда, если в нужную точку, — и одного удара хватает.

Лёхин огляделся. Помещение замкнутое, без окон. Интересно, тот куряка ушёл? Ишь, барствует, у форточки ему покурить захотелось… Чуть приоткрыв дверь, Лёхин нашёл предбанник пустынным и быстро обследовал окно курильщика. Так, здесь решётка открыта. Цокольный этаж. Есть окна — значит, на двор дома выходят.

— Шишик, чем бы эту дверь…

"Помпошка" прокатилась по подоконнику. Между рамами прятался какой-то короткий лом, который Лёхин немедленно пустил в дело.

Далее — дело техники. Свитер снять — пиджак надеть. Джинсы и так не просохли. В полумраке кафе никто и не заметит, что они снова под дождём побывали. Решётку отвести в сторону, благо сделали её на манер оконной рамы. Без лишних движений, но быстро. Детектива на подоконник, прислонить к стене — как недавнюю девицу в гардеробе. Чёрт, та легче… Так. Сам на улицу (Шишик с бешено вытаращенными глазами успел вцепиться в полу чужого пиджака) — карниз окна над асфальтом сантиметрах в десяти. Ой, Лёхин, как хорошо — тренировок в дожди не бросил: вытащил Павла Ивановича наружу и быстро понёс его, почти под мышкой, к ближайшему подъезду. Подъезд, в общем-то, как и ожидалось, оборудован домофоном — внутрь не занесёшь. Но — всё-таки повезло: крыльцо оказалось очень уютным — с его покатой крышей в обе стороны, со стеночками по краям лестнички в пять ступенек, и стеночки эти не просто так, а с выступами-скамейками.

— Счастье твоё, — сказал Лёхин Павлу Ивановичу, бережно укладывая его на одну из скамей. — Время позднее. Бум надеяться, никто не появится, пока я к тебе снова не выйду. Слышь, Павел Иванович?

Но детектив лишь замычал болезненно, и Лёхин, с сожалением оставив его, помчался назад, смачно чавкая по лужам ботинками.

В предбаннике всё ещё тихо, а в припёртую дверь, кажется, ещё никто не ломился. И — в обратном порядке: окно закрыть, раму задвинуть, сбросить пиджак (повесить на нижнюю щеколду рамы), натянуть свитер, освободить дверь. Теперь, на свободе, можно вздохнуть спокойно и рассмотреть ломик с окна. Не ломик, оказывается, а железный прут — из тех, из которых сварщики немудрёные заборы ставят. Лёхин покачал в руке — полметра, рельефно витой — и с новым сожалением положил на место, между рамами. В драке вещь хорошая, да только драться ему сейчас — ну никак!.. Надо вежливо и дипломатично разговаривать со всеми, изображая из себя любопытного простака. И думать о Павле Ивановиче: как он там? Не дай Бог, забредёт во двор недобрый человек…

Закрывая дверь, Лёхин вздохнул: "Домой хочу…" На выходе из коридора он приостановился, чтобы сориентироваться, где "его" столик, — и застыл. В спину упёрлись жёстким, давящим взглядом. Медленно оборачиваясь и переводя зрение, Лёхин мрачно подумал: "Ну, если это мальчики-красавчики!.. Физиономии точно попорчу!" Но позади — никого, только что-то маленькое зелёное резко уехало в сторону и пропало. Что — Лёхин догадывался: те самые крысы, которые преследовали кошку, мать-одиночку, и подвального. Их глазища. Точно.

Столик найти труднее, чем Диану. Присев рядом, Лёхин вынул мобильник.

— Под-одиннадцатого? Ничего себе…

— Ты рано ложишься? — безразлично спросила Диана.

— Всяко бывает, — вздохнул Лёхин. — А ты? Тебе завтра не на учёбу?

— Первой пары нет.

— Я, наверное, пойду. С непривычки такое бдение по ночам…