Сергей Радин - Лёхин с Шишиком на плече

— А что это было? Ну, те, кого мы светом прогнали?

— Огни болотные. Жили при болоте — спокойные да степенные были. А как в городе оказались, город-то их попортил. Непочтительны стали.

Дверцу не открывали и не открывали. Лехин изучающе водил лучом фонарика по ее поверхности и размышлял, в какое место, если придется, ударить, чтобы дверца махом слетела с петель. И лучше — ногой. Кулаком и замахиваться боязно: фанера вся драная, занозистая.

Воинственные мысли прервал Ерошка, буркнув:

— Чтой-то долгонько они.

— Может, никого нет?

— Скорей, не слышат, поди. Ну-тка…

Он просунул руку между листами фанеры, повозился. С металлическим щелчком дверца уехала в помещение — Ерошка чуть успел отскочить.

— И правда, никого… — мрачно сказал болотный дух и вдруг забеспокоился: — А огни-то, слышь, больно веселые были. Никак случилось что?

Лехин повеселел: "На подходе к явочной квартире мы увидели тревожный сигнал — хоровод поющих огоньков. Они орали так радостно, что стало очевидным: явка провалена".

За дверцей висела… мм… Лехин назвал ее дерюгой. В общем, грубое полотно, мягко говоря. За нею слышались довольно странные звуки (почему-то здорово зачесались кулаки): плотные, тяжелые звуки падающих мешков, например, с мукой; а также гулкий звук множества выбиваемых в предпраздничный день ковров и половичков — и, время от времени, сухой треск сталкиваемых друг с другом крупных деревянных предметов.

— Ну вот, — расстроенно сказал Ерошка. Кажется, он сообразил, что происходит за дерюгой. — Придется погодить чуток.

Если он собирался на пару с Лехиным отсидеться в "предбаннике", то, к его сожалению, им даже повернуть назад не дали.

Дерюга мотнулась, и к их ногам свалился человек. Он яростно махал руками и ногами, лежа на спине. Наверное, хотел встать, но все время заваливался именно на спину. Мгновением позже из-под дерюги, тоже снизу, въехал еще один. Он с лету врезался в первого. Тот оставил попытки подняться и сразу вцепился в очевидного противника.

Сначала обалдевший, Лехин решил, что первый хочет драться. Выяснилось — нет. Взгромоздившись на второго, он ухватился за дерюгу и рванул вверх. Несчастная дерюга затрещала по всем гвоздям, которыми была прибита к деревянным косякам и балкам, — и рухнула, уже победно закутав-запутав неожиданных пленников.

Едва дерюга свалилась, Лехин машинально шагнул помочь бедолагам и замер, буквально загипнотизированный.

Огромный зал заводской столовой (работал он как-то на заводе, мог сравнивать) впечатлял до шока. И не своими размерами. Он, зал этот, безостановочно шевелился. Ворочался, приглушенно шкворча, словно почти доваренная каша. То есть народу было много, и народ дрался. Не слишком крупно. Лехин успел заприметить лишь одну кучу-малу — человек на восемь.

Наверное, оттого что драк было много, а настоящих драчунов — не очень, и дрался народ не жестко, без злобы, а как-то вяло и даже деловито: надо, мол, вот и машем ручками. Болотный дух меж тем приладил ладошку ко лбу — козырьком над глазами, будто всматриваясь в даль необъятную. Увиденное ему не очень понравилось. Впрочем, философски вздохнув, Ерошка ухватил Лехину штанину выше колена и потянул за собой.

— Чего рот разинул? Пошли!

"А если в физиономию двинут?! — ужаснулся Лехин и поспешно окинул взглядом зал, подсчитывая потенциальных желающих. — Человек шестьдесят! Если все сразу навалятся, ни один прием не поможет… Все, хана… Куда влез?.. Зачем?.."

Но посетители странного заведения, похожего на заводскую столовую и низким потолком, и обшарпанными стенами, были слишком заняты, чтобы уделить активное внимание вновь вошедшему.

Первый же столик, мимо которого шли Ерошка и Лехин, занимали трое. Обычно воюют две стороны, а уж сколько на каждой — по обстоятельствам. Здесь же каждый лупил кого достанет. Невольно глядя во все глаза, Лехин отметил хорошо одетого мужчину с жутким, обмякшим с перепою, словно тесто лицом, и двух бомжеватого вида мужичков. Когда бомжи сцепились меж собой, жутколицый ненадолго откинулся от стола и рассеянно взглянул на Лехина. Лехин, уже уходя, кивнул ему — и застыл: глаза сидящего разъехались в стороны и остановились — один зрачок наверх, другой — вниз. Лехин медленно поднял руку к сердцу: нет, он, конечно, видел, как некоторые ловко сводят глаза к носу, но — наоборот?..

Один из бомжей перегнулся через стол и с маху опустил кулачище на макушку жутколицего. Глаза того будто подпрыгнули и быстренько съехались в кучку, а их обладатель тоненько заржал стыдливой лошадью, которую щекочут в неположенном месте. Впечатление усиливалось тем, что время от времени он еще и взвизгивал очень похоже на несомненное "иго-го!".

Отворачиваясь за тянущим его Ерошкой, Лехин уносил в памяти яркий кадр из "Сцены за столиком": второй бомж обхватил первого и, похоже, старался придавить хорошенько, в то время как первый не выпускал из левой руки шевелюру жутколицего, который, очутившись на полу, со скорбным выражением лица пинал все ноги в пределах досягаемости.

Обходя шевелящиеся тела или перепрыгивая через них, Лехин вскоре уловил общую для всех присутствующих закономерность. Посетители странного заведения дрались, но что-то не то было во всех их движениях. Один субъект, например, не воевал, но очень хотел взять со стола граненый стакан с жидкостью на дне. "Почему не рюмка?" — только подумал Лехин и мгновенно получил ответ: в очередной раз нацелясь на стакан, субъект резко подал растопыренную ладонь вперед, врезал по посуде, стакан крутнулся, собираясь взлететь с ближайшего края. Не успел. Субъект упал на него грудью, умудрился не раздавить, снова сел, пожирая предмет вожделения алчущими глазами на поразительно унылой мордели…

Кстати, обнаружил Лехин, это еще одна закономерность. Посетители не только не координировали свои движения, но и не умели управлять мимикой. У Лехина аж сердце в очередной раз захолонуло — уже при виде кошмарной рожи, верхняя часть которой грозно хмурилась, а нижняя — счастливо улыбалась. Машинально попробовав воспроизвести увиденное, Лехин понял, что сейчас у него будет истерика, потому что его эксперимент отразился в зеркале на очередном столбе… В общем, попробуйте сами, ибо корчить такую рожу лучше в одиночестве, а еще когда настроение на нуле. Ей — Богу, истерический смех обеспечен. Честно-честно.

Острая боль от уха взорвала всю голову и отозвалась жгучей болью в подошвах. Очумевший Лехин встал так резко, что тащивший его Ерошка шлепнулся, Лехин же схватился за ухо, созерцая перед глазами ослепительно-белые звездочки, и мир плыл вокруг, пошатываясь, и появилась робкая надежда: а вдруг он все-таки спит? А сейчас вот-вот проснется — и никаких привидений, никаких домовых, никаких подвалов… Вот только ухо болит — да ладно, отлежал, небось. Да перед глазами шишмарик какой-то лохматый висит, и глазенки у него любопытные-любопытные… Стоп. Это не шишмарик. Точно-точно. Вот это лохматое, с вылупленными на него, Лехина, глазищами, называется Шишиком. Именно Шишик дернул его за ухо. Кстати (Лехин полностью пришел в себя), почему Шишик висит и на чем? Ага, на стойке — на трехрогой вешалке. Еще шаг к ней — и Лехин, засмотревшийся на субъекта с разъехавшейся физиономией, вломился бы в нее.