Дэниел Абрахам - Война среди осени

Он провел пальцем по западным равнинам, от Патая до Утани: хорошо бы побольше узнать о дорогах. Школа для молодых поэтов находилась недалеко от Патая. Работа не из приятных, но доверять истребление мальчишек наемникам он не хотел. Слишком важна задача. В этой войне для сострадания не осталось места.

В дверь тихо постучали. Вошел Юстин. В его одежде сочетались алый и синий — цвета командира. Баласар приветствовал его кивком.

— Третий легион уже прибыл?

— Нет, генерал. Они прислали гонца. Будут здесь в конце недели.

— Долго.

— Согласен, генерал. У нас есть еще одно затруднение.

Баласар поднялся и заложил руки за спину. Его так тянуло назад, к планам и картам, словно он был прикован к ним невидимой цепью, однако Баласар считал, что исход битвы решается задолго до боя. Если уж Юстин решил нарушить его уединение, значит, вести того стоят.

— Продолжай, — сказал Баласар.

— Поэт. Он опять не стал платить шлюхе, генерал. Сказал, довольно будет и чести с ним переспать. Девчонка разозлилась и плеснула ему в пах горячим чаем. Ошпарила меньшого поэта, как сосиску.

Баласар и Юстин обменялись многозначительными взглядами, и все-таки ни один не улыбнулся.

— Он сможет ехать верхом? — спросил Баласар.

— Через несколько дней все пройдет, генерал. Но он требует казнить девчонку. Половина городских домов утех уже пригрозила поднять цены. А еще они подбивают против нас своих местных клиентов. Я получил сегодня два письма с намеками, что зерно может обойтись нам дороже.

Баласар едва сдерживал гнев.

— А знают ли они, что гальтские войска стоят у ворот города и скоро их станет еще больше?

— Да, генерал. Они ведь еще не решили окончательно насчет цен. И все же они горды. Поэт хочет казнить обычную шлюху, однако это шлюха западников, понимаете? Одна из них.

Задачка была не из простых. Баласару не хотелось начинать кампанию ссорой со стражем Арена. Войско еще даже не собралось! Баласар невидящим взглядом уставился в окно.

— Надо поговорить с поэтом.

— Он у себя, генерал. Привести его?

— Нет. Поборемся со зверем в его логове.

— Слушаюсь.

Центральная часть Арена целиком состояла из невысоких построек с толстыми стенами, обмазанными глиной или известью. Из-за постоянных войн между западниками и гальтских набегов дома в крепости напоминали приземистые пни и никогда не поднимались выше четырех этажей. На улицах, даже по соседству с дворцами стража, пахло тухлятиной и нечистотами. Баласар вошел в дом, где находились покои командиров и его собственные комнаты, стряхнул дождевые капли с плаща и сделал Юстину знак подождать. Поднимаясь к поэту, он шагал через три ступеньки. Воины, охранявшие дверь, поклонились ему и отступили в стороны.

Риаан сидел на низкой кушетке. Халат, словно палатка, висел на подпорках-коленях, подол задрался. Лицо поэта горело праведным негодованием: зубы стиснуты, челюсть выпячена вперед. Баласар поклонился и, еще не глядя, понял, что Риаан все это время только и думал о том, что случилось, все больше распаляя свой гнев. Если бы так повел себя один из командиров, Баласар отправил бы его в конный дозор, и тот не вылезал бы из седла, пока не заживут раны. За дурость всегда приходится платить. Однако сейчас Баласар опустился на кушетку напротив поэта и заговорил мягким, сочувственным голосом.

— Я слышал о вашем несчастье, — сказал он на языке хайятских городов. — Сожалею, что это произошло. Могу ли я чем-то помочь?

— Принеси мне сердце этой подстилки! — прошипел Риаан. — Надо было самому ее зарезать прямо на месте. Она захлебнется в своем дерьме за то, что сделала.

Он возмущенно показал на промежность. На лице Баласара не дрогнул ни один мускул. Со всей серьезностью, на которую был способен, он кивнул.

— Но ведь ее казнь вызовет беспорядки. Местные жители и так насторожились. Я мог бы приказать, чтобы ее высекли…

— Нет! Пусть умрет!

— Если бы я мог вступиться за вашу честь иным способом…

Поэт отодвинулся и смерил его ледяным взглядом. «И это, — подумал Баласар, — человек, от которого зависят судьбы мира. Он с радостью ухватился за возможность предать свой народ. Он пожирал новизну Актона и любопытство его жителей, будто медовый хлеб. А теперь вымещает злобу на проститутках и слугах». Баласар еще никогда не видел такого неподходящего орудия. И все же поэт был ему необходим. Он вздохнул.

— Я обо всем позабочусь. И позвольте, высочайший, прислать вам моего личного лекаря. Я не допущу, чтобы такой почтенный человек, как вы, страдал.

— Нельзя было допускать изначально, — сказал Риаан. — Впредь будьте умнее.

— Непременно.

Баласар встал и принял позу, которая, как он надеялся, подойдет для прощания благородного человека с тем, кто выше по положению. Должно быть, он все сделал верно, потому что поэт жестом разрешил ему идти. Баласар с поклоном удалился. Теперь не спеша, он спустился по лестнице, раздумывая, что делать. Юстин сидел в общей комнате вместе с тремя другими командирами. Они говорили о поэте. Баласар догадался об этом по внезапной тишине, которая наступила, когда он вошел, и по насмешливым искоркам в глазах воинов. Он приветствовал каждого по имени и, поманив Юстина за собой, вышел.

— Получилось, генерал?

— Нет. Опять себя накручивает. Но попробовать стоило. Надо послать к нему Карлсина с мазью для ожогов. Только пусть оденется прилично. Если придет, как всегда, в лохмотьях, поэт не поверит, что он мой лекарь.

— Я прослежу, чтобы ему напомнили, генерал.

Они вышли на улицу, мощенную серым камнем, и Баласар повернул налево, к дворцам стража, намереваясь вернуться в библиотеку, к своим планам и картам. Юстин шел рядом. Вдалеке заворчал гром. Баласар выругался, и Юстин его поддержал.

— А девчонка, генерал?

Баласар со вздохом кивнул.

— Передай домам утех, чтобы во всем угождали Риаану, а счета присылали мне. Я хорошо им заплачу. Но предупреди, что я все учитываю. Не собираюсь расплачиваться за каждого игрока в хет и каждую уличную девку в Западных землях.

— Выходит, серебра у нас хватает, генерал?

— Будет больше, когда доберемся до Нантани. Если ребята до тех пор немного проголодаются, нам это пойдет лишь на пользу.

Налетевший шквал ударил по ним волной ливня и мелких градин. Баласар как будто и не заметил этого, только слегка повысил голос.

— А девчонку придется убить. Скажи ее хозяину, что я хорошо заплачу за потерянный доход.

Юстин промолчал. Баласар повернул к нему голову и увидел, что лицо воина помрачнело. Генерал недовольно скривил рот.