Гай Юлий Орловский - Ричард Длинные Руки – рейхсфюрст
Я терпеливо ждал, нельзя понукать, догадываюсь, а он перевел дыхание и ответил хриплым голосом:
— Благодарю вас, ваше высочество, за такую заботу. Удивительно, но мне намного лучше. Хотя мне сказали лекари, что эти ожоги меня добьют.
Я спросил настойчиво:
— Но что стряслось?
Он махнул рукой, перекривился от боли.
— Ох… Моя госпожа просчиталась с герцогом Блекмором…
Я кивнул:
— Думаю, это был не первый ее промах.
Он посмотрел с недоумением:
— Простите?.. Ах, вы о том, что не предусмотрела мер против заговора и свержения с трона… Да, это было, но это практически ее единственная ошибка. А так она до того времени правила королевством уверенно и решительно. Как при муже, так и после его смерти.
— А что с герцогом?
Он поморщился, дернулся от боли.
— Она, оказывается, приняла его ухаживания за признаки любви, что неудивительно при ее красоте и положении. Я еще тогда пытался намекнуть, что любвеобильный герцог ухаживает вообще за всеми молодыми женщинами.
— И что?
Он пошевелил плечами, снова поморщился.
— На меня прикрикнули.
— Понятно, — сказал я. — А сейчас герцог вовсе не горит связать свою жизнь с изгнанницей?.. Пока была королева, он засыпал письмами, верно?
— Вы очень проницательны, ваше высочество.
Я фыркнул:
— Да тут не надо быть проницательным, все как на ладони. На королеве он бы охотно женился, чтобы стать королем Мезины, а изгнанная зачем ему?.. Еще и неприятности могут быть со стороны Голдвина Адорского, если тот решит, что теперь Ламбертиния занимает враждебную позицию.
Он склонил голову.
— Ваше высочество излагает… все очень точно. Ничего не могу добавить, увы.
Я посмотрел на него остро.
— Это не все. Что случилось дальше? Почему вы не рядом с Ротильдой и что с вашим лицом?.. Кстати, позвольте предложить лекарство…
Я сотворил двойную порцию простого мороженого в вафельном стаканчике и сунул ему в руку. Граф взял с осторожностью, но ощутил идущий от угощения холод и ухватил обеими ладонями.
Лицо его стало совсем темным, а когда заговорил, голос звучал хрипло и надтреснуто:
— Дело в том, что герцог выяснил, что узурпатор Голдвин Адорский намерен ограничиться всего лишь захватом власти в королевстве. Он никого не лишал прав и даже не стал отбирать у Ее Величества земель и владений, что было воспринято очень благожелательно всеми лордами королевства Мезины, так как каждый опасался и за свои… Итак, узурпатор Голдвин оставил все земли Ее Величества в ее распоряжении, остальные хозяева в королевстве поворчали, но их лично не задело, и никаких восстаний не произошло.
Я буркнул:
— Продолжайте. Кажется, догадываюсь.
— Вы очень проницательны, — сказал он со вздохом, — ваше высочество. Как только герцог узнал, что все земли Ее Величества узурпатор оставил в неприкосновенности, то есть в ее собственности, он тут же предложил ей руку и сердце.
— Однако Ротильда отказалась, — сказал я.
Он наклонил голову.
— Ее Величество к этому времени многое переосмыслила. Она мчалась к герцогу, уверенная, что он сразу окажет ей военную помощь.
— Начать войну? — спросил я скептически.
Он покачал головой:
— Нет–нет, никакой войны. Дело в том, что в Мезине все–таки у Ее Величества сторонников даже больше, чем у нашего узурпатора. Просто сэр Голдвин и поддерживающие его оказались намного активнее… Но достаточно бы герцогу явиться с войском, даже небольшим, как чаша весов качнулась бы на сторону Ее Величества…
— И как поступил герцог, — поинтересовался я, — когда Ротильда ответила ему отказом?
Он делал вид, что не замечает, что я упорно называю ее по имени, для меня она не королева, помедлил, явно пережидал приступ боли, поднял на меня взгляд, полный тоски.
— Мы все были в его руках, ваше высочество. Как Ее Величество, так и немногие верные придворные, что пробрались из Мезины в Ламбертинию, чтобы продолжать служить Ее Величеству. Когда Ее Величество отвергла предложение герцога, он пришел в ярость и немедленно заточил ее в тюрьму.
Я подумал, сказал осторожно:
— Надеюсь, как и полагается особи королевской крови? В отдельном дворце, со штатом прислуги, с фрейлинами и всем необходимым…
— Ваше высочество, — сказал он горько, — на этот раз вы ошиблись. Мы тоже думали, что все будет так, как вы говорите, когда услышали приказ герцога.
— А что получилось?
Он сказал горько и с расстановкой:
— Ее Величество заточили в Башню Смерти. Ну, так обычно в любом королевстве именуется наиболее ужасная тюрьма для самых отъявленных. Причем в этой башне ее поместили не в верхние этажи, а в самые нижние, где вообще жутко.
Я стиснул челюсти, но напомнил себе, что это не мое дело, у меня своих забот хватает.
— Это продлится недолго, — заверил я. — Он просто старается ее припугнуть. Но его же лорды быстро надавят, они не позволят так обращаться с королевой… пусть и свергнутой! Ему придется все вернуть взад, да еще и извиниться.
— Вряд ли, — ответил он со вздохом.
Я спросил с интересом:
— Что, герцог настолько крут?
Он ответил невесело:
— Вы даже не представляете, насколько. Достаточно и того, что хотя его герцогство и зажато между двумя могучими королевствами, но они никак не могут сломить его сопротивление! А еще он умело и достаточно жестко управляется со всеми лордами, что время от времени пытаются добиться от него каких–то льгот и уступок.
Я помолчал, граф ничего от меня не ждет, ничего не просит, просто смотрит одним уцелевшим глазом, во взгляде нет ни укора, ни жалобы.
— И что, — сказал я с вызовом, — Ротильда полагает, что я предприму какие–то дипломатические шаги по облегчению ее участи?
К моему удивлению, он покачал головой:
— Нет.
— Что? — изумился я. — Это на нее не похоже.
Он ответил грустно:
— Ее Величество очень изменилась в изгнании.
— В чем?
— Раньше, — ответил он так же невесело, — Ее Величеству казалось, что мир у ее ног. Молодая, красивая, блистательная, умная, все у нее получалось… Но после той катастрофы, когда у нее отняли трон, в ней что–то надломилось. Она увидела, что мир совсем не таков, каким она его считала.
— Повзрослела, — определил я.
— Да, — согласился он, — потому никакой помощи не ждет.
Я посмотрел на него с подозрением.
— Тогда почему вы здесь?
Он сказал слабо:
— Мне, из–за близости к Ее Величеству, везде грозила смерть. Она могла всегда рассчитывать на меня, это знали. И если эту ниточку взять и обрубить… Единственное, что могло спасти мою жалкую шкуру, — ваша грозная слава.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});