Олег Дивов - Ночной смотрящий

– Дурной, – сочувственно вздохнул Сеня. – Не понимает, что лучше тут без когтей, чем потом без головы. Верно, Андрюха? Не смотри, милок, я не знаю, чего он так думает.

– Ты ему втолковать не можешь, что с головой действительно лучше?

– А ему виднее, пожалуй, – возразил Сеня. – Он хоть наполовину, все равно зверь – раз чего учуявши, не свернет. Особенно ночью, когда у него енстинкты в полной силе.

– Наполовину зверь… Понять бы, насколько он может своей волчьей натуре сопротивляться. Точно ведь допрыгается. И зачем тогда было это все? Чего мы, спрашивается, его ловили…

– А ты думаешь, милок, он очень хотел на совхозный двор идти? – загадал очередную загадку Сеня. И, не дожидаясь следующего изумленного «э-э», объяснил: – Ему тогда жрать было охота до полной одури. Я еще смотрел и думал – сейчас уйдет, ведь почуявши нас да разглядевши. И тут он в сеть ка-ак прыгнувши…

– Хреново это, – заключил Лузгин. – Ну, будем кормить до отвала, а мало ли какие у него еще… енстинкты откроются. Например, охотничьи.

– А ты говори с ним, милок. Побольше говори. Пусть вспоминает, что был человеком. Он же пацан совсем. Ему мамку с папкой надо. Вот и будешь… заместо папки, хе-хе. Своих-то нету еще у вас с Маринкой?

«И не будет», – подумал Лузгин, а вслух сказал:

– Всю жизнь мечтал о зубастом мускулистом сыночке. Чтобы сам кормился, мог за себя постоять, да еще и тяжести перетаскивал. Э! Ты близко к канаве не бери. Свалишься!

Оборотень, похоже, вконец умаялся. Он уже не управлял столбом, напротив, кусок железобетона мотал его по краю дороги. У Лузгина мелькнуло желание как-то помочь носильщику – плечо, что ли, подставить…

Вервольф потерял равновесие и едва успел отпустить столб.

Тот навернулся в канаву. Пошла разматываться цепь.

Сеня с Лузгиным дернулись и остановились – они сделать ничего не могли. Дорога здесь проходила по высокой насыпи, канава была что надо, оставалось посочувствовать и увидеть, как незадачливый силовой акробат спикирует в густые заросли крапивы с лопухами.

Это заняло полсекунды – вот вервольф стоит на краю, наблюдая за падением столба, вот цепь натягивается… И срывает его за ошейник вниз!

Он только лапами взмахнул.

– Мы, летчики, специалисты, – уныло пробормотал Лузгин. – Есть такие, которые снизу вверх, а есть такие, которые сверху вниз… Тьфу.

– Приехавши, – сказал Сеня.

– Угу, приплывши.

Вервольф лежал в крапиве, раскинув лапы и закрыв глаза.

Он теперь мог с чистой совестью отдыхать, пока не приедет трактор.

Днем сильно разогрело. Оборотень зарылся в лопухи и тяжело дышал там.

Вытаскивать его из канавы никто и не подумал. Решили – обойдется. Дети к вервольфу потеряли интерес, взрослым на него стало и вовсе наплевать, а скотина, вплоть до кошек, вроде бы к присутствию в селе «зверя» адаптировалась. Пока оборотень гулял сам по себе, легендированный и обросший мифами, его боялись и ненавидели. Реальный, пойманный и закованный в цепи, он больше никого не волновал.

Муромский спустился в канаву, задумчиво попинал оборотня сапогом, заглянул в кастрюлю с собачьей похлебкой и пришел к выводу:

– Не жрал? Значит, решил сдохнуть. Ну-ну. Меньше проблем.

– Он не хочет меня слушать, – пожаловался Лузгин. – Закрылся наглухо, никак не реагирует. Может, оттащить его к моему дому, а? Там от кустов хоть какая-то тень.

– А ты водичкой поливай. До колонки недалеко. Пройдись с ведром, что, трудно?

– Понятно, – Лузгин вздохнул. – Вы на него забили. Все.

– Работать за нас ты будешь? – веско спросил Муромский.

– Трактор! На двадцать минут! Жалко, да?

– Не жалко. Но… Пускай тут поваляется. Куда упал, пусть там и лежит. Чтобы осознал!

– С вами осознаешь… – буркнул Лузгин и пошел за ведром.

Первая же водная процедура довела вервольфа до истерики.

– А я знал?! – взорвался Лузгин в ответ на дикие вопли. – Я хотел как лучше! Да пошел ты на хер! С тобой одни проблемы! Трудно сказать было, что у тебя водобоязнь?! Собака ты бешеная!

Тут он вспомнил, что оборотень запросто ходил по ручью. И сообразил, что воду-то принес очень холодную, а шкура у вервольфа перегретая дальше некуда. Наверняка бедолага воспринял обливание как ожог.

– Извини, я не нарочно… – пробормотал Лузгин и отправился набирать следующее ведро. Дал воде нагреться и вылил ее на страдальца не одним махом, а плавно.

Вервольф ныл и закрывал морду лапами.

– Правда, так лучше?

– Ы-ы-ы…

– Да тьфу на тебя. Что я, нянька? Ты сам виноват. Какого черта сюда приперся? Сидел бы сейчас под кустами, все было бы нормально.

– Ы-ы-ы…

– Ну хватит, парень. Сердце разрывается на тебя глядеть.

– Ы-ы-ы…

Лузгин поймал себя на желании засветить бестолковому оборотню ведром по затылку и поспешно выбрался из канавы на дорогу, пока и вправду не дал волю рукам.

– Ты бы поел, что ли! – крикнул он с безопасной для вервольфа дистанции. – Помрешь ведь! Или нарочно разозлиться хочешь к ночи? Зверя наружу выпустить? Убьют же, дурила! Себя не жалко – других пожалей. Думаешь, большая радость караулить тебя на солнцепеке? Уйду, так и знай! А без меня с тобой быстренько разберутся…

Вервольф проявлять благоразумие не думал. Лежал и стонал. Может, вправду решил помереть. Или ему стало окончательно плохо, и он уже не мог контролировать себя. В любом случае, нужно было что-то решать, пока солнце не зашло.

В обед Лузгин перехватил на дороге Сеню.

– Дядь Сень, подойди хоть послушай, чего с ним.

– А непонятно, милок, – сказал Сеня, приглядевшись к вервольфу. – Ну-ка…

Он безбоязненно протянул руку и запросто, без усилия, снял с оборотня здоровый клок шерсти. И еще один.

– Облезает? – прошептал Лузгин с благоговейным ужасом.

– А я знаю? Мож, линяет. Хотя он как бы кобель, ему не положено.

– И что делать?

– А я знаю?

Лузгин присел рядом с вервольфом. Загадочное существо больше не вызывало у него приступов отвращения. Да, выглядел мальчик Вова по-прежнему мерзко, но уже не до рвоты. Это наверняка было связано с тем, что оборотень перестал «торкать в голову», как сказал бы Сеня. То ли сил у него не хватало давить людям на мозги, то ли желания.

Лишний шанс парню выжить в нынешней ситуации.

– Пойдем ко мне обедать, – позвал Сеня. – А этот пусть лежит. Все одно он теперь никому здесь не нужный.

– Твоя правда. Никому.

Лузгин отлучился почти на час, а когда вернулся, ничего не изменилось – вервольф лежал себе полутрупом, разве что не стонал уже. К еде он не притронулся.

– С ложечки я тебя угощать не буду, – заявил Лузгин твердо. – И из соски тоже не буду. Вообще ничего не буду. Либо сам выкарабкаешься, либо тебе кранты! Эй, парень! Ты живой?