Варвара Шихарева - Чертополох. Излом

— Знаешь, моя мама… Она не любила сидеть без дела. Всегда чем-нибудь занималась, а во время работы — пела… Красиво очень, только грустно… Я ее готов был целый день слушать, да и отец, когда навещал нас, всегда просил ее спеть для него: особенно ему нравилась одна баллада — лаконская. В ней рассказывалось про то, как девушка обещала дождаться уезжавшего на войну ратника, но, не сдержав своего слова, вскоре стала невестой другого, а погибший воин, став слугою Седобородого, пришел к ней на свадьбу… А еще отец любил пирожки, которые она делала…

— Ну, у нас никто лаконских песен не знает, да и стряпает только прислуга… — Олдер поудобнее устроился на валуне и как можно более уверено заявил. — Все еще образуется — вот увидишь…

В тот день они переговорили, казалось, обо всем на свете — так долго молчавший Дариен наконец-то высказал все, что накопилось у него на душе, а Олдер, в ответ, поведал ему о своих радостях и печалях… В имение мальчишки вернулись вместе и с тех пор стали закадычными друзьями. То ли из-за этого, то ли из-за примерного наказания Калиста шепотки за спиной Дариена на время утихли, вот только совсем уж спокойным житье мальчишек так и не стало. Олинии дружба братьев была точно соль на рану, и когда Гирмар уехал из имения по делам, мать тут же вызвала сына на разговор…

Честно сказать, Олдер не очень любил бывать у матери: всюду, куда не повернись, либо цветы в дорогих вазах, либо хрупкие безделушки, готовые свалиться со своих мест от малейшего неосторожного движения. Мальчишка, способный пройти по узкой скальной тропе с закрытыми глазами и вскарабкивающийся на деревья, точно заправская белка, в покоях матери чувствовал себя скованным и неуклюжим. Не приведи Семерка, что-нибудь перевернешь! Мать, конечно, не будет ругаться, но целый день будет ходить с таким расстроенным лицом, что…

Впрочем, войдя к Олинии, мальчишка, взглянув на нее, сразу же понял — такого лица он у матери еще никогда не видел. Напряженное, застывшее, словно маска! Олиния сидела в кресле, неестественно выпрямившись, и теребила в пальцах уже весьма измятый платок. Взглянув на сына, она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и почти мгновенно угасла. Олдер замер перед матерью, так и не дойдя до кресла нескольких шагов, а Олиния вздохнула и произнесла.

— В последнее время ты ведешь себя очень неразумно, сын. Тебе не стоит так тесно общаться с Дариеном.

Мальчишка чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на мать:

— Почему? Отец ведь не против!

Олиния тяжело вздохнула:

— Твой отец слеп, и не видит того, что вижу я. Дариен — двуличная и лживая тварь — такой же, как и его мать! Дружба с тобой нужна ему лишь для того, чтобы приблизиться к отцу.

Олдер нахмурился. Со словами матери он был не согласен, но, припомнив не так давно подслушанный разговор родителей, возразил:

— Это не так, мам. Дариен вообще не умеет врать — если бы ты с ним поговорила, ты бы сама убедилась.

В ответ на такое предложение Олиния лишь фыркнула, точно разъяренная кошка.

— Мне смотреть на него противно, не то, что говорить!.. Но я и без всяких бесед знаю, что такое Дариен! Пойми, Олдер, этот выродок не может тебе быть ни другом, ни братом. Он наверняка умолял твоего отца привезти его сюда, а приятельствует с тобою лишь для того, чтобы, получше узнав Гирмара, стать его любимцем. Ты и охнуть не успеешь, как этот выблядок отберет у тебя внимание отца и станет первым, а ты — законный и старший, окажешься в стороне!

Последние слова мать почти что прошипела, а Олдер, слушая ее, не мог поверить собственным ушам. Дариен никак не подходил на ту роль, что выдумала ему Олиния, которая видела брата, словно в кривом зеркале. Более того, она была глуха к любым возражениям, но Олдер все же попытался:

— Все не так, мам. Ты ошибаешься. Дариен совсем не такой, как ты вообразила… И не он со мной пытался подружиться, а я с ним!

Впрочем, это его возражение ни к чему не привело. Олиния, скорбно покачав головой, вздохнула.

— Ты, сын, слишком мал, чтобы понять, но я же вижу… Просто пообещай мне, что больше не будешь водиться с Дариеном. Я ведь не о многом прошу!

— Нет! — Олдер вскинул голову, блеснул глазами. — Он мой брат и друг, чтобы ты, мама, не думала!

— Олдер! — громкий выкрик Олинии мальчишка оставил без внимания. Чуть склонив голову, как и полагается почтительному сыну, он покинул комнаты матери, ни разу не обернувшись.

Что ж, в этот раз Олиния осталась ни с чем. Разговор с сыном ни к чему не привел, а вскоре в имение вернулся Гирмар. При муже Олиния не решалась на какие-либо действия и могла лишь молча наблюдать за тем, как Дариен и Олдер убегают вдвоем к морю, возятся со щенком или, сидя за одним столом, усердно скрипят перьями в тетрадях под руководством привезенного мужем учителя.

Гирмару же такая дружба отпрысков была по вкусу, и он старался укрепить ее, равно деля внимание между сыновьями, и тем самым сводя на нет саму возможность их соперничества. За похвалой Олдеру немедля следовало и ласковое слово для Дариена, да и на конные прогулки Гирмар всегда брал сразу двоих своих отпрысков.

Уже вскоре мальчишки стали действительно неразлучны, и Гирмар отбыл в очередной поход в твердой уверенности, что в его доме все тихо и благополучно, ведь Олиния, казалось, смирилась с жизнью Дариена в имении, и если и не приняла мальчишку, то вполне с ним стерпелась, а большего и желать нельзя. В конце-концов, от нее никто не требовал нянчиться с Дариеном и рассказывать ему сказки на ночь — он как раз вступал в возраст, в котором женская опека уже и не особо нужна, а требуется мужское воспитание. Подходящего же наставника он нашел…

На самом деле Гирмар ошибался, причем сразу в двух случаях. Внешнее смирение Олинии отнюдь не означало внутреннего, а наставник его сыновей не на шутку влюбился в хозяйку имения.

Не было тут ни приворотных зелий, ни кокетства со стороны Олинии. Она как раз на молодого учителя даже не смотрела, а вот Райген с нее глаз не сводил, совершенно позабыв и о том, что мать обучаемых им мальчишек старше его на пятнадцать лет, и о том, что она чужая жена. Ее холодноватая, чуть надменная красота оказала на него прямо таки магическое воздействие, и Райген, был сражен наповал. Почему? Возможно, он был слишком избалован вниманием легкодоступных девиц, и потому ледяная отчужденность Олинии показалась ему верхом совершенства, а может и сами Аркоские демоны решили внести в человеческие страсти свою очередную лепту.

Как бы то ни было, молодой, но уже успевший как повоевать в качестве отрядного алхимика, так и поучительствовать, мужчина, угодил в силок там, где и сам этого не ожидал. Разумеется, ни о каких постельных утехах и речи не было. Так же не было ни попыток уединиться, ни даже самых легких прикосновений. Зато были разговоры: вызнав из сплетен прислуги о том, что Олиния сильно скучает по Милесту, Райген, рассказывая ей об учебе своих подопечных, стал заодно выкладывать и городские новости и слухи, а, отлучаясь в Милест, он всегда возвращался с какой-либо безделицей для хозяйки имения. Все чинно и благородно — не один блюститель морали не нашел бы, к чему здесь придраться… Олиния же, поначалу не обращавшая на Райгена внимания, все же каким-то внутренним чутьем угадала, что обрела в нем поклонника, но повода для дальнейшего сближения не давала, став еще более отстраненной и холодной, что, впрочем, лишь еще сильнее распалило чувства Райгена.