Макс Фрай - Горе господина Гро

Все-таки двести лет загробного существования совершенно его не изменили, даже удивительно.

— Послушай, — твердо сказал я. — Есть способ избавить тебя от страданий, которые ты испытываешь, наблюдая, как я оскверняю свое тело уандукскими благовониями. Для этого достаточно покинуть ванную и подождать меня в столовой или в любом другом помещении, которое покажется тебе подходящим для этой цели. Тем более что я привык принимать ванну в одиночестве.

— То-то и оно, — многозначительно хмыкнул призрак. — Жениться тебе давно пора, вот что.

Сделав столь неожиданное заявление, он, судя по воцарившемуся молчанию, все-таки удалился — очень любезно с его стороны.

Выбравшись из ванной, я тщательно оделся, в надежде, что хотя бы мой костюм не станет предметом гневного осуждения. И отправился поглядеть, что происходит в доме. Предварительные прогнозы у меня были самые мрачные.

Дворецкий ждал меня на пороге ванной. У старика имеются свои оригинальные представления о правилах хорошего тона. В частности, он полагает совершенно недопустимым беспокоить меня Безмолвной речью без крайней нужды — то есть, когда я дома, все вопросы улаживаются только при личной встрече, причем, не желая быть назойливым, старик инсценирует как бы случайные столкновения; их тщательное планирование и осуществление отнимают у него немало времени и сил, зато, как я понимаю, помогают оставаться в тонусе, и хвала Магистрам.

Вот и сейчас Кнейт предпочел подкараулить меня в коридоре.

— Насколько я понял, у нас в доме гость… — осторожно сказал он. И вопросительно на меня уставился.

— Да уж, — вздохнул я.

— В таком случае мне необходимо знать, что следует подавать вашему гостю на завтрак? Подходит ли ему обычная пища?

Его подход к делу привел меня в восхищение. Я знаю не слишком много людей, чьей естественной реакцией на встречу с призраком будет вопрос: «Что подавать ему на завтрак?» Все-таки с Кнейтом мне очень повезло; старая школа сама по себе — великое дело, но он даже на фоне своих ровесников настоящее сокровище.

Дворецкий тем временем продолжал:

— И если наша еда ему не подходит — а я подозреваю, что так оно и есть, — то чем его кормить? Я попробовал вежливо выяснить у него самого, но ваш гость не стал со мной разговаривать. Мне показалось, он был недоволен, что я его расспрашиваю. Надеюсь, я не совершил бестактность.

— Нет-нет, — заверил его я. — Все в порядке, вы поступили абсолютно правильно. Просто многие люди после смерти ведут себя довольно эксцентрично. Им нелегко бывает смириться с новым для себя положением; часто они сердятся на живых просто потому, что мы, в отличие от них, все еще живы. Думаю, в этом дело.

Докладывать дворецкому, что покойный и при жизни не являл собой образец сдержанности, я не стал. Не ахти какой секрет, конечно, про Хумху вам любой городской сплетник еще и не такое расскажет, но посвящать в свои семейные дела слуг — это все-таки перебор. Кнейт был бы шокирован, а его нервы следует беречь.

— И все-таки как быть с завтраком? — настойчиво спросил он.

— Думаю, достаточно просто поставить на стол лишний прибор, — решил я. — Призраки, насколько мне известно, вообще ничего не едят, но отцу будет приятно, что о нем позаботились.

— Так это ваш отец? — Открытие несколько выбило дворецкого из колеи. Он, не сомневаюсь, предпочел бы и дальше оставаться в неведении.

— Мой покойный отец, — кивнул я. — В противном случае я бы не позволил ему находиться в моем доме. Избавиться от призрака, хвала Магистрам, не слишком сложно.

Кнейт понимающе кивнул, одарил меня взором, преисполненным сочувствия, и отправился за посудой.

Впрочем, в столовой Хумхи не было. Проклиная все на свете, я пошел его искать. В некоторых случаях иметь большой дом не слишком удобно — к примеру, когда нужно быстро найти там почти невидимое существо. Поразмыслив, я отправился в библиотеку. Это было верное решение: отец с обиженным видом кувыркался среди стеллажей. Ничего удивительного, библиотека — самая темная комната в доме, так что призрак там почти так же хорошо виден, как ночью. Я же говорил, все они ужасно не любят оставаться невидимками.

Призрак встретил меня градом упреков.

— У тебя так мало книг… — укоризненно сказал он. — И у меня сложилось впечатление, что все они попали к тебе случайно. Возможно, ты их крал. Да, этому я бы не удивился! Во всяком случае, я не вижу тут никаких следов систематического подхода к чтению. А ведь когда-то ты совсем неплохо учился.

Я не стал напоминать Хумхе, что мои успехи в учебе не вызывали у него энтузиазма. Спор с покойником по-прежнему казался мне совершенно бессмысленным занятием. Вместо этого я сообщил, что собираюсь завтракать, так что если он желает составить мне компанию — добро пожаловать. Но времени для разговоров у нас будет совсем немного, потому что мне пора на службу.

— И это меня весьма печалит, — откликнулся отец. — Мой наследник зарабатывает на жизнь тяжким трудом. Какой позор для семьи.

— Ну, положим, ты не оставил мне особого выбора, — сухо сказал я. И отправился в столовую.

Призрак последовал за мной, причитая, что да, было дело, погорячился при составлении завещания, отписал большую часть состояния дальним родственникам, специально чтобы мне досадить, но теперь, когда он вернулся, все еще можно исправить в мою пользу. Разве нет?

— Во-первых, насколько мне известно, они уже благополучно все промотали, — сказал я, принимаясь за еду. — Или почти все. Собственно, на здоровье. У меня, хвала Магистрам, прекрасная служба, и Король щедро за нее платит. Всего на дюжину корон меньше самого большого официального жалованья за всю историю Соединенного Королевства. Не так уж плохо.

— И даже тут ты не смог стать первым! — огорчился отец. И с любопытством спросил: — А у кого нынче самое большое жалованье?

— У моего начальника, разумеется.

— У начальника?! У тебя есть начальник? Ты, конечно, покрыл себя несмываемым позором, когда поменял место при дворе на службу в городской полиции, но там ты, по крайней мере, не подчинялся никому, кроме Короля. Что произошло? Тебя понизили в должности? Я всегда знал, что ты плохо кончишь.

Он был безутешен.

Если бы подобный разговор состоялся, когда Хумха был жив, я бы давно выставил его за порог, ну или сам ушел бы, хлопнув дверью, в зависимости от места действия. Но его нынешнее положение казалось мне столь жалким, что я поневоле преисполнился сочувствия. Многие люди боятся призраков, но причиной тому невежество и отсутствие опыта. Они не подозревают, насколько обычно беспомощны и ранимы эти существа. Встречаются, конечно, исключения, но их немного. И я сомневался, что Хумха принадлежит к их числу, а то бы он мне тут уже устроил веселье, одними разговорами дело не ограничилось бы. Так что жалость моя была куда сильнее раздражения; к слову сказать, именно это мне больше всего не нравилось. Жалеть того, кто действует тебе на нервы, — такая постановка вопроса еще вчера показалась бы мне совершеннейшей дичью. И вот, нате вам.