Спецотдел (СИ) - Волковский Андрей
— Егор, Эд, а давайте зайдём куда-нибудь кофе выпить?
— Мне к Иванычу надо. Отчёт, — покачал головой старший.
— Рабочий день уже кончился, — возразил Кошкин.
— Ладно, — подумав немного, согласился Егор.
Эдуард молча кивнул. Всё лучше, чем сидеть в пустой квартире и пытаться не думать о мертвеце с торчащей из груди арматурой.
В круглосуточной кофейне на стенах висели золотистые гирлянды. Умопомрачительно пахло кофе, и ничто не напоминало о том, что где-то есть одержимые, самоубийцы и монстры.
Эд пил чашку за чашкой, глядя больше в свой кофе, чем на Макса и Егора, но никаких пророчеств в кофейной гуще так и не увидел. Вроде и рядом с коллегами, а не в одной команде. То ли дело со Змеями — душу захлестнула тягучая тёмная тоска. Хоть вой.
Позвонила Вика, сказала, что с вопросами и отчётами закончила, вызвала такси и едет домой спать ближайшие десять часов. Кошкин звал её в кафе, но она отказалась.
Минут через десять позвонили Максиму, и он, извинившись, вышел из-за стола.
Эд поймал на себе взгляд Егора и вдруг спросил:
— Ты не хочешь меня в Б-четыре брать, да?
— Не хочу, — спокойно отозвался старший.
— Почему?
— Потому что команда строится на доверии. Ты когда собирался рассказать о своей банде?
Змеи не банда.
Нет.
В груди стало холоднее и тяжелее, чем было.
«Есть свои и чужие, Ужик, — улыбнулся из небытия Полоз. — У тебя своих больше нет».
Вернулся Максим.
— Что случилось? — тут же спросил он, нахмурившись.
— Ничего, — пробормотал Эд. — Мне пора.
Он встал, чуть не опрокинув стол.
Одержимые боролись за своё место. А у него, кажется, места нет.
Февраль
25 февраля
7:05. Будильник. Подъём.
Он уснул только в четыре, глядя на круглую яркую луну на фоне неотвратимо светлеющего неба. Проклятый февраль.
Три часа сна плюс гололёд — значит, за руль сегодня нельзя.
Контрастный душ. Комплекс упражнений.
Чтобы взбодриться — чёрный кофе с чёрным перцем на кончике ножа: «секретный рецепт» старшего. Есть не хотелось, но он заставил себя приготовить яичницу с колбасой и бутерброды с сыром.
Он ненавидел вставать рано утром. Особенно по выходным. Но правила есть правила: просыпаться всегда в одно и то же время полезно. Там, правда, было ещё что-то о том, что и засыпать нужно в одно и то же время, но это из области фантастики.
После завтрака и кофе вырубиться прямо за столом уже не тянуло.
Он сходил за телефоном, лежавшим на прикроватной тумбочке, и нашёл номер Валентины Семёновны. Она встаёт рано, так что обычно он начинал выходной с неё.
— Алло, — проскрипел старческий голос, — кто это?
Опять не посмотрела, кто звонит. Предупреждал же, чтоб не брала с незнакомых.
— Здравствуйте, Валентина Семёновна. Это я…
— А, Егорушка! — обрадовалась бабушка, даже голос будто помолодел. — Здравствуй, дорогой мой, здравствуй!
— Я к вам заеду через полчасика?
— Конечно, приезжай.
— Что привезти?
— Да всё есть, касатик. Себя привози, — рассмеялась Валентина Семёновна.
— Хорошо. Скоро буду.
Если «всё есть», значит, соседка вчера сходила в магазин и купила молока, яиц, хлеба и масла. За крупами, мукой, макаронами, чаем и бытовой химией Егор возил Валентину Семёновну сам раз в полтора-два месяца. Старушка почти не выходила из дома, отваживаясь выбираться «в люди» только в компании. Раньше внука, теперь — Егора.
Стоило подумать о Никите, как ежеутреннее тошно превратилось в невыносимо. Чёртов февраль.
Егор быстро собрался и вышел из дома. Любимые чужой бабулей эклеры можно будет купить в кондитерской возле её дома, а пока на остановку. Он быстро зашагал в нужную сторону, мысленно кляня себя за то, что надел куртку, а не пуховик. Совсем отвык от пешей жизни.
Неделю назад ударили морозы, и город за ночь выстывал до ледяного звона. Промёрзшие деревья через одно тонкими узорами накрывали выползшие из-под земли полупрозрачные инейцы: смотрится красиво, но по теплу деревья начнут трескаться и хиреть. Куда только комитет городского хозяйства смотрит?
В душной и одновременно холодной маршрутке пришлось трястись почти сорок минут вместо ожидаемых двадцати пяти: все встречные светофоры, как назло, давали красный. Ладно, торопиться всё равно некуда.
Егор смотрел в окно и думал, что должен справиться. Да, каждый февраль жизнь становилась абсолютно беспросветной, а в этом году — особенно. Но это закономерно.
Потом наступит март, и станет легче.
Всё нормально. Всё почти хорошо. Подумаешь, бессоница.
Подумаешь, сорвался в тот раз на стажёра. Бывает. И так был на взводе из-за Барона: дурной пёс выскочил за ворота и сиганул под машину. Иришка чуть с ума не сошла, когда выбежала за Бароном, а он — весь в крови, в двух метрах от дороги, отброшенный ударом.
Четыре пса у Иришки во дворе, три кошки, а достаётся всегда Барону. Хорошо, что спасли ушастого негодяя: знакомые ветеринары — волшебники.
Он попытался представить идущего на поправку пса в дурацкой послеоперационной попонке.
Но вместо поправляющегося Барона в голове возник укоризненный Кошкин. Макс пару смен после инцидента со стажёром бросал на Егора печальные упрекающие взгляды, а сам стажёр перестал попадаться на глаза и вроде как начал работать с ночными. Ну и пусть. Если за два месяца не нашёл времени и желания обсудить свои перспективы в Б-четыре, значит, не очень-то и хотел.
Собственно, Егор и сам полагал, что они не сработаются. Петров слишком своевольный, слишком самостоятельный: приказов не слушается, самодеятельность разводит. А с такими привычками можно не только самому погибнуть, но и команду погубить.
Хотя в том, что со стажёром, только что видевшим смерть человека, стоило быть помягче, Максим, пожалуй, прав. Но теперь-то что — было и было.
Егор вышел на «Перекрёстке» и, ёжась от холода, поспешил в кондитерскую.
— Пять эклеров, пожалуйста.
— Обычные, фисташковые или шоколадные? — улыбнулась хорошенькая блондинка в голубом форменном платье.
— Обычные.
Валентина Семёновна больше всего любила именно такие.
А вот потом, по пути к Иришке, можно будет шоколадные купить: они с Тёмой всё шоколадное обожают. Хотя через весь город на маршрутке стоит ли? Всё-таки на своей машине несравнимо удобнее.
Егор, не отвечая на улыбку продавщицы, расплатился и забрал коробку с пирожными.
Уже у самого подъезда зазвонил телефон.
Он глянул на экран: Наташа.
— Да, Наташ.
— Егор, привет. Прости, что так рано… И ещё раз прости, мне ужасно стыдно, но у тебя же выходной? Ты же приедешь сегодня?
Кажется, она всхлипнула. Женькина жена… вдова всегда была чувствительной и чуть что готовой расплакаться. Женя считал её эмоциональность ужасно милой и искренне старался жену не расстраивать.
— Да, конечно, Наташ. Как всегда.
— Ты не должен, Егор! Я тебе каждые выходные твержу: ты не должен! То есть сегодня… ой, я такая глупая! Ты прости, — она всё-таки всхлипнула. — Лена заболела, вот и я вся на нервах. И Кир тоже…
— Что-то серьёзное? — перебил насторожившийся Егор.
— Нет! Ну, то есть не по вашей части. Просто болеют: температура, насморк, слабость, голова болит. Кир из садика заразу принёс. Лена плакать начинает, если я хоть на шаг отхожу. Ты можешь нам лекарств купить? Я вчера не всё нашла в соседней аптеке. Ночь не спала: устала, тоже заболею, видимо. Прости, что дёргаю…
— Нормально, Наташ. Я сейчас у Валентины Семёновны, поднимусь к ней — и сразу к вам.
— Да нет, не надо сразу. Старушке поговорить охота, я понимаю. Я так рано позвонила, чтобы всё уточнить. Приезжай, как сможешь, ладно? Прости, что я так…
