Матабар (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич Дрой
И те шесть метров, что он прошел бы и не заметил, Арди проделал едва ли не за полчаса, если на этой горе вообще существовало время.
Скуля, скрипя зубами, иногда вскрикивая от боли, глотая слезы, мальчик сумел приподняться и поднести лицо к чаше. Сил оставалось только на то, чтобы изредка складывать губы трубочкой и, вместе с воздухом, всасывать еще и воду.
Утолив жажду, ребенок вновь рухнул на пол, но на этот раз он уже ничего не почувствовал — силы окончательно покинули его, унося куда-то во мрак.
* * *
Арди никогда не думал прежде, что можно ощущать то, как поднимаются веки. Помнится, прошлым летом они вместе с отцом тащили по натянутым веревкам сбитые доски на крышу. Те неохотно скрипели и терлись о стены дома, заставляя мурашки бегать по всему телу.
Сейчас мальчик испытывал похожие ощущения. С той небольшой разницей, что мурашки, поднимавшиеся под обрывками одежды, причиняли нестерпимую боль.
Как бы Арди не повернулся — все болело, ныло и саднило. И, наверное, он бы заплакал, если бы в глазах осталось хоть немного слез. Но вместо них — лишь жгучее ощущение где-то под все теми же веками и колючий комок, давивший изнутри на горло.
С потрескавшихся детских губ сорвался едва различимый, тихий стон, тут же потонувший в вое ветра, радовавшегося тому, что приближается его царство, а тихие и спокойные летние дни уходят в прошлое.
— Хорошо, что ты проснулся, детеныш, — громкое, мокрое чавканье заставило Арди повернуть голову в сторону пещеры. Сам он лежал практически около выхода. Как только не замерз — загадка. — Ночью мне казалось, что духи забрали тебя к твоим предкам.
Эргар опять грыз чью-то лапу. Нечто среднее между горным козлом и небольшим оленем.
Арди не помнил, как называлось это животное. А может и не знал. Дедушка всегда рассказывал, что в лесах и горах старой Алькады можно встретить осколки легенд и былин прошлого, еще не утонувших в пыли истории… чтобы это не означало.
В животе заурчало и, на удивление, при виде окровавленного мяса, которое барс разрывал клыками вместе с кожей и костями, Арди скрутил не рвотный рефлекс, а приступ голода. Хотя прежде, когда отец и дедушка, иногда, пару раз в месяц, просили у мамы оставить им сырого мяса, Арди всегда уходил с кухни. Его тошнило от одного вида окровавленных лиц старших родственников, не говоря уже о запахе.
Мальчик, ощущая не только боль, но и пусть и немного, но больше сил, чем вчера, пополз в сторону еды. Движения все так же давались ему непросто и каждый рывок или толчок оставляли новые царапины, ушибы и даже порезы. Но что-то новое, пока тихое и незаметное, внутри Арди заставляло его со все большим усердием и даже каким-то остервенением двигаться к цели.
И когда до мяса оставалось, в буквальном смысле, рукой подать, Арди заметил, что Эргар застыл. Барс так и завис с бедром в клыках. По его серебристому меху стекали вязкие, с кусочками плоти, капли крови. Они капали на пол, разбиваясь дождем алых брызг, отражавшихся в глазах зверя. Зрачки, сузившиеся до состояния тонких полосок, неотрывно следили за мальчиком.
Арди вдруг ясно, как если бы это была его собственная мысль, осознал, что если он двинется к мясу еще хоть немного, то…
Мальчик бросил быстрый взгляд на длинные когти, которыми Эргар удерживал добычу.
— Еда, — прохрипел Арди.
Барс издал звук, похожий одновременно на рык и фырчание.
— Это моя добыча, детеныш, — произнес зверь строго и грозно. — и я не помню, чтобы ты участвовал в охоте. Мой голод еще не утолен. Когда я закончу — ты сможешь заняться своим.
Мальчик, привыкший, что каждое утро его ждал вкусный завтрак, вечером — сытный ужин, а любое угощение или редкая сладость всегда доставалась в первую очередь именно ему, лежал на холодном полу и смотрел, как клыки и когти рвут плоть и огромные шматы мяса исчезают в бездонной глотке барса. Даже маленького кусочка от каждого из них было бы достаточно, чтобы утолить голод ребенка, но барс был непреклонен.
Тянулись минуты, пока, наконец, барс, не срыгнув часть крови и обломков костей, не отошел в сторону от того, что некогда являлось «добычей». Теперь же на полу лежал каркас животного с небольшими ошметками мяса, которые барс не стал отдирать от обслюнявленных, обглоданных костей.
— Можешь приступать, — будто с насмешкой произнес барс и растянулся на своем ложе, принявшись вылизывать шерсть от крови.
Арди поднял с пола небольшую кость. Сказать, что она воняла — отвесить весьма нетривиальный комплимент этому понятию, так как простое слово «вонь» явно не дотягивала до того серно-металлического, с легким оттенком гнильцы и испражнений, запаха, которые источала кость. Вот только мальчик этого почти даже не почувствовал.
То «нечто», что заставило его, невзирая на боль, усталость и ломоту в теле, двигаться в сторону пищи, точно так же — заставило буквально вгрызться зубами в остатки мяса на кости. Арди не заметил, как проглотил первую порцию, затем вторую, третью и… остановился он лишь когда понял, что уже некоторое время обсасывает «голую» косточку.
Отбросив её в сторону, мальчик с ужасом смотрел на окровавленные, покрытые непонятной слизью, ладони. Осознание произошедшего накрыло его волной, гребнем которой выступал все тот же запах. Только теперь Арди не только его вдыхал, но и каждым движением языка воссоздавал внутри собственного рта.
Живот забурлил, и ребенок едва сдержал рвотный позыв.
Что-то подсказывало ему, что если он сейчас расстанется с пищей (мысль об этом снова скрутила желудок) то неизвестно, когда в следующий раз ему удастся поесть.
Барс, лежавший вдали, грубо и с толикой презрения профырчал:
— Человек.
* * *
Так и потянулись дни, сменяясь неделями.
Арди просыпался, каждым новым утром замечая, что одежда на нем истончается и рвется, подставляя все больше и больше стремительно темнеющей кожи под далеко не ласковые прикосновения осеннего ветра. После пробуждения, приходящего все легче и приносящего все меньше боли, мальчик выпивал то, что скопилось за ночь в каменной чаше.
После этого, забившись в самый дальний и темный угол пещеры, мальчик просто лежал там, пока силы не покидали его и на начинался новый круг пробуждения, воды и сна. Иногда, целыми днями, Арди мог лежать в пещере совсем один. Обычно после этого Эргар возвращался с новой добычей и тогда мальчик мог утолить голод небольшим количеством мяса на кости.
Единственным занятием, которое ребенок смог для себя найти — порой выбираться из пещеры, но не далеко — всего на пару метров. За несколько недель у него даже получилось составить примерную, как говорил дедушка, «зрительную карту».
Дедушка учил, что оказавшись в незнакомой местности, надо в первую очередь представить себе центр нового края. Центром для Арди, разумеется, стала пещера Эргара. Затем, когда с центром было решено, следовало найти самый видный ориентир, который мог бы привести обратно.
Обычно, когда они играли с дедом в лесу, с этим не было проблем. Всегда находилось либо кривое дерево, сдавшееся, будучи молодым, натиску урагана. Или, может, старая звериная тропа, а порой и какой-нибудь куст, сильно выбивавшейся из общего соцветия.
Но здесь… пещера барса находилась высоко над землей. Так высоко, что мальчик впервые ранней осенью видел перед собой снежные поля. Такие глубокие, что наступив на слишком рыхлую поверхность, Арди бы утонул в них с головой. Благо он заранее проверил этот факт, столкнув под откос небольшой валун — на другой у него не хватило бы сил.
Да и лесные разливы внизу, у подножия гор, казались зубочистками, выкрашенными в золотой и оранжевый цвета. Мама использовала такие, когда делала в печи мясные рулеты. Обычно это происходило по большим праздникам и…
Мальчик отогнал от себя мысли о доме и родных. За последние дни, как он выяснил, боль скорее приносили именно подобные воспоминания, нежели ссадины и порезы на теле. Так что, ежась от холода, ребенок стоял на ледяном склоне и подолгу всматривался в высокие пики Алькадских гор, выискивая что-нибудь схожее с ориентиром.
