Рыцарь из ниоткуда. Книга II. Сборник (СИ) - Бушков Александр Александрович

Очень уж надолго маленький банкет не затянулся, и часа через полтора они разошлись, трудами Сварога отрезвленные должным образом. Интагар отправился принимать свежие донесения сыщиков, потаенно обложивших поместье герцога, как лайки медведя, и старательно пытавшихся хоть что-то выведать. Сварог пошел в свои покои.

И обнаружил, что гостиная изрядно преобразилась: стол, за которым для делового совещания или, чего уж там, легонького возлияния могла разместиться дюжина человек, отодвинут к стене, как и кресла. Освободившееся место занимали аж четыре стола, каких прежде тут не имелось: низкие, нисколько не подходившие на роль дворцовой мебели: аккуратные, из хорошо струганного дерева, но простые, как две копейки. Ну конечно, Яне ничего не стоило во мгновенье ока извлечь из воздуха и более сложные, более габаритные предметы…

Столы были прямо-таки завалены янтарем, кусками разных размеров — и уже старательно отшлифованными, раздобытыми, несомненно, у антикваров, и совершенно необработанными, мутными, почти что и не похожими на привычного вида янтарь. Яна восседала за крайним слева столом. Подняла на Сварога затуманенные глаза, улыбнулась, кивнула и вновь принялась перебирать добычу, словно бы отрешенная от всего на свете.

Присев в уголке, Сварог разглядывал ее, похмыкивая про себя.

Справа у ее локтя стояла здоровенная серебряная кастрюля, по виду происходившая из дворцовой поварни, наполненная чистой водой. Сварог уже достаточно поднаторел во всем, что касается янтаря, — иное просто и невозможно, когда твоя женщина — лютый коллекционер. И знал, в чем тут секрет.

Гомо сапиенс — изрядный искусник, мастер на все руки. С незапамятных времен подделывает все, что способно принести выгоду.

Как только возник спрос и появились коллекционеры, готовые выложить за редкий экземпляр немалые денежки, начали подделывать и янтарь с интересными «вкраплениями». Благо технология несложная: берется самое натуральное янтарное крошево, плавится, получившейся массой в разного вида формах заливается что-нибудь вполне себе современное — многие жучки-паучки и прочая мелкая фауна ничуть не отличаются от ископаемых, миллионы лет благополучно прожили, ничуть не изменившись. Янтарь застывает, шлифуется — после чего становится как две капли воды похож на древний. Именно из-за этого в те же незапамятные времена появилась традиция: нижнюю часть куска оставляют неотшлифованной, чтобы видно было — янтарь натуральный, дикий камень.

Поддельщики, конечно, очень быстро стали имитировать и дикость природного камня. Сугубый знаток чуть ли не с первого взгляда отличит подделку от творения природы — но, помимо знатоков, хватает и невеж с полным кошельком, исполненных самомнения и без всякого на то основания полагающих себя знатоками. Наконец, немало и любителей сувениров, ничуть не озабоченных поверкой подлинности — лишь бы было красиво.

Однако давным-давно открыто безошибочное средство выявлять подделки, никогда не дававшее осечек. Достаточно круто посолить воду, самой обычной солью, сыпануть на такую вот кастрюлю поварешки три-четыре — а то и обойтись мелкой посудой и меньшим количеством соли. Результат получается мгновенный: натуральный кусок янтаря всегда идет на дно, тонет, как утюг, плавленый всегда всплывает. Исключений не бывает. Серьезные коллекционеры и постоянные клиенты известны, им никогда не впаривают подделку — но попадаются и заезжие, которых жуликоватый антиквар видит впервые в жизни и представления не имеет, кто именно перед ним — знаток или простак. А потому не один антиквар получил по зубам, когда его товар тут же, в лавке, проверяли с помощью соленой воды. Мордобой прохвосты принимали безропотно, возмущаться не полагалось: давным-давно в карных кодексах есть и статья о подделке антиквариата. Наказание, конечно, далеко не столь суровое, какое полагается фальшивомонетчикам, но достаточно неприятное. Конечно, всякий, попавшийся на торговле такими вот «антиками», начинает причитать, что сам он, не будучи знатоком, представления не имел, чем именно торгует — а эти вот убедительные на вид редкости продал оптом какой-то незнакомец, сволочь такая — рыжий, косой, зуб со свистом… Вот только моментально следует встречный вопрос: а что же ты, мошенник, не проверил товар соленой водой? Ах, поленился… Кончается все солидным денежным штрафом, а то и отобранием патента на антикварную торговлю…

Все это время, что Сварог наблюдал за Яной, она только как раз бросила в кастрюлю янтарь размером с кулак, отшлифованный по всем правилам, а значит, купленный в лавке. Со своего места Сварог видел, что янтарь моментально пошел ко дну. Удовлетворенно кивнув, Яна его извлекла, обтерла чистой холстинкой, отложила в сторону и принялась за следующие.

Судя по некоторым наблюдениям, дело близилось к концу. Лениво развалившись в кресле, Сварог от нечего делать смотрел, как Яна управляется с добычей — надо сказать, довольно умело и ловко, пару месяцев уже, как ее настиг тот вид легонького психического расстройства, что именуется коллекционированием — да и консультанты имелись хорошие. Иронизировать над ней не стоило даже мысленно — во-первых, увлечение совершенно безобидное, во-вторых, и сам Сварог подобным переболел менее месяца назад. А до того с полгода старательно собирал помянутые лубки со своим изображением, рассылал агентов по ярмаркам и книжным лавкам, самолично указывал лакеям, как лучше развесить новые приобретения. Потом, когда надоело, какое-то время ломал голову — куда все это девать? Изничтожать вещи, имеющие некоторое отношение к искусству, пусть и весьма отдаленное, было бы вандализмом. Он поначалу намеревался отправить все в дальние подвалы Королевского архива, где пылилась груда бесполезного хлама, доставшаяся еще от нескольких предшественников. Но тут поблизости очутилась Канилла и попросила отдать коллекцию ей, что Сварог и сделал с превеликим облегчением. Теперь эти лубки, числом сотни в полторы, служили сомнительным украшением одного из залов «Медвежьей берлоги», где заседала Академия Боярышника.

Яна упоенно трудилась. Создалось даже впечатление, что она пустила в ход заклинание, невидимой стеной отгородившее ее от любых окружающих звуков — есть такие, довольно несложные, из разряда «бытовухи». Проверить это от нечего делать было крайне просто. Сварог сходил в угол за виолоном, поудобнее устроился в кресле и врезал парочку аккордов, довольно громко одарив мир собственным пением.

На сей раз он пел по-русски — но в том-то и пикантность, что вот уже несколько месяцев прошло с тех пор, как русский стал не загадочной диковиной, а вошел в употребление — правда, среди крайне узкого круга лиц…

Начало положила Яна. Она несколько раз объявлялась в воспоминаниях Сварога, как это было в том эпизоде с танцплощадкой. Потом и вовсе пожелала знать родной язык Сварога. Что для нее ни малейшего труда не составило — оказалось, владея Древним Ветром, это очень просто устроить. Сварог, конечно, не просил пояснений — даже существуй подробные, он ничегошеньки бы не понял. Удовольствовался главным. На сей раз Древний Ветер работал примерно так, как те заклинания-«хваталки», с помощью которых у человека крали то или иное его умение — точнее, копировали, переносили на другого, а владелец умения, остававшегося при нем, и не подозревал, что обокраден. Брашеро именно это и пустил в ход, подделывая не что-нибудь — горротскую королевскую чету…

Так что Сварогу всего-навсего пришлось посидеть в кресле минут пять, причем вовсе не было надобности замирать истуканом. Все это время он чувствовал, как его виски легонько щекочет словно бы невидимая заячья лапка — и все, не более того. А когда все кончилось, Яна, как ни в чем не бывало, заговорила с ним по-русски.

Имелась только одна забавная деталюшка. Древний Ветер не умел сортировать полученные с его помощью знания или умения, зерна от плевел не отделял. Так что Яна получила весь словарный запас, имевшийся в памяти Сварога — в том числе и те словечки, что безусловно не красят великий и могучий язык, каковой, по мнению знаменитого поэта, выучил бы и негр преклонных годов. И порой, не подозревая, что творит, изрекала тираду, какой постыдился бы запойный советский сантехник или армеец.