Четырнадцать дней для Вероники (СИ) - Наталья Алексеевна Мусникова
— Чем обязана визитом, сударь?
Паренёк сверкнул белозубой улыбкой, отвесил мне изящный поклон и тоном записного ловеласа заворковал:
— Госпожа Вероника, весть о ваших страданиях дошла до моих ушей, и я не медля ни минуты, ринулся к вам, дабы облегчить вашу скорбную участь.
Ух, как сладко, уверена любительницы душещипательных историй непременно прослезились бы и не задумываясь отдали бы отважному рыцарю свои сердца и прочие части тела. Только я к сим барышням и в лучшие годы жизни не относилась, мда-с.
— Вы гробовщик? — сухо поинтересовалась я, не спеша растекаться сахарным сиропом. — Мерки пришли снимать?
Ответ последовал незамедлительно:
— Сударыня, вас ожидает сожжение на костре, насколько мне известно, после подобной процедуры услуги гробовщика вам не потребуются.
Юноша властным жестом выдворил стражника из камеры, дождался, когда затихнут его шаги за дверью и негромко продолжил:
— Тем более, что Тобиас готов костьми лечь, чтобы доказать вашу невиновность.
Вот как? Я невольно улыбнулась, но тут же сердце острой болью пронзили старые страхи и опасения.
— Не думаю, что у него это получится.
— Вы не верите Тобиасу? Или всё-таки причастны к произошедшему?
Я молчала, с такой силой прикусив губу, что даже во рту появился металлический привкус крови. Да и что я могла сказать этому мальчику? Рассказать правду, чтобы он пересказал всё Тобиасу? Так лучше и надёжнее действовать напрямую, без посредников, только вот у меня духу не хватит выложить всё, как есть. В прямом смысле слова язык не повернётся. Моей руки коснулась тёплая ладонь, над ухом раздался полный участия и тепла голос, медовым сиропом дурманящий разум, подчиняющий чужой воле:
— Послушайте, я понимаю, что мои слова могут прозвучать банально, но я искренне хочу вам помочь. Доверьтесь мне, откройтесь, клянусь, я сохраню вашу тайну.
Хм, интересно, а Тобиас знает, что у парнишки сильно развита магия обольщения? Скорее всего, в курсе, ведь обмануть инквизитора очень сложно, тем более такого ответственного и проницательного, как Тоби. Я тряхнула головой, прогоняя дурман, и деловито поинтересовалась:
— Вы вампир или дракон? Магией обольщения владеют и те и другие, да и истории о том, что вампиры не выносят солнечного света не более, чем досужие сплетни.
Паренёк так искренне оскорбился, что будь я менее цинична, даже поверила бы и бросилась молить о прощении:
— Сударыня, я искренен с вами!
— Охотно верю. А магию использовали просто так, по привычке, да?
— Теперь я понимаю, почему некоторые мужчины оскорбляя жён называют их ведьмами, — проворчал мальчуган, обиженно супя брови, словно избалованный карапуз, которому отказали в очередной конфетке.
Я пожала плечами:
— Да, я ведьма. И никогда этого не скрывала.
— Вы посвятили свою жизнь магии и потому избегаете мужчин?
У меня от удивления даже глаза округлились. Нет, конечно, я слышала о таких сподвижницах-чародейках, но даже в самых страшных кошмарах никогда не причисляла себя к ним.
— С чего вы это взяли?
Паренёк пожал плечами, глядя на меня с нарочитой беспечностью.
— Вы не замужем и не стремитесь обзавестись семьёй, вообще избегаете общества мужчин, даже от Тобиаса пять лет назад сбежали.
Интересно, чем же так покорил этот нагловатый мальчуган Тоби, что тот разоткровенничался с ним? Хотя, какая мне, по большому счёту, разница? То, что уже случилось, это всё равно не изменит. А если перестать молчать и рассказать, пусть не всё, но хотя бы часть? Я вскинула голову, дерзко сверкнула глазами:
— А если я избегаю мужчин потому, что не хочу причинять им вред? Если Тобиаса я оставила не из-за прихоти, а чтобы спасти его?
Паренёк нахмурился, глазами захлопал, пролепетал растерянно, явно выбитый из колеи моим заявлением:
— От кого спасти?
Я глубоко вздохнула, сглотнула не без труда:
— Я проклята. Любой мужчина, воспылавший ко мне страстью и посмевший коснуться, обратится в пепел в течение семи дней. Проклятие закреплено кровью, а потому необратимо.
Парнишка звонко присвистнул, проворно отшатываясь подальше:
— Как же это вас так угораздило-то?
Я только молча пожала плечами.
— Значит, вы покинули Тобиаса, спасая ему жизнь?
Я коротко кивнула, крепко стиснув зубы, чтобы щиплющие глаза слёзы не пролились и не побежали позорными ручейками по щекам. Какой резон плакать и сетовать на судьбу, если мужчина, который… которого… если мне суждено оставаться одной до конца моих дней?! Тем более, что дней-то этих осталось всего ничего.
— А почему вы ему ничего не сказали?
— Зачем? — слёзы всё-таки покатились по щекам, прокладывая дорожки в грязи. — Это всё равно ничего не изменит.
Паренёк смущённо почесал в затылке:
— Ну… Тобиас бы знал, что вы его любите…
— И что?! — я и сама не заметила, как заговорила всё громче и громче, постепенно срываясь на крик. — Люблю, ненавижу, какая по сути разница, если я его даже обнять не могу?! Да что там, пока он меня любил, я его даже за руку взять не могла. Ведь тогда он был бы обречён! Как тот кузнец, что напал на меня! Его так проклятием приложило, что он кубарем по земле покатился, а потом пеплом рассыпался и четырёх дней не прошло! Вы хотите, чтобы то же самое произошло и с Тобиасом?!!
Я замолчала, с трудом выравнивая дыхание и облизывая пересохшие губы. Паренёк же, хоть и напуганный вспышкой гнева, молчать долго не мог чисто физически:
— А снять проклятие вы не пробовали?
Вот и пришёл момент ещё одной безнадёжной истины. Что ж, сказав главное, глупо отмалчиваться в мелочах.
— Пробовала. Мы с госпожой травницей много способов перепробовали, вполне возможно из-за наших экспериментов проклятие по всему городу и распространилось. Я не проклинала Лихозвонье, но косвенно всё-таки повинна в произошедшем.
— Кто же это вас так приложил-то?
А вот на этот вопрос, мальчик, я не отвечу тебе даже под самыми страшными пытками. И не
