Книга пятая. Завистливое смирение (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович

Дуэт был просто огнище!

— Как это можно слушать! — послышался у меня в районе подмышки полный отвращения голос Мимики Фуому. Притулившаяся рядом бардесса буквально излучала пренебрежение.

— Чья бы корова мычала, — хмыкнул я в ответ, утирая скупые мужские слезы. Жгущие со сцены собаколюды будили в моей русской душе нечто исконно-посконное. Ядерное такое. Хотелось найти медведя и напиться с ним водки под все эти рулады. А заодно вспомнить молодость. И за политику поговорить. Ну да, медведь-то тут российский нужен был бы и говорящий, а таких не существует. Жаль, очень жаль.

Наша музыкальная кошка тут же надулась как мышь на крупу. Нифига она в музыке не понимает. Ведь что там главное? Душа. Душа! А не какие-то там аккорды, ноты и прочая непотребщина. Даже полено становится проводником души, если ты об него отбиваешь, приплясывая, ритм, когда рядом есть мангал, на котором жарится шашлык. Но ей не понять!

— Что мы тут вообще делаем? — тихонько пробурчала бардесса, прижимая свои кошачьи уши к голове и неодобрительно косясь на мелкого собаколюда, взявшего особо тоскливую ноту при описании очередного облома.

— Сидим, вкушаем культуру и искусство, наслаждаемся, — пояснил я, наблюдая растущую неудовлетворенность на лице кошкодевочки, — А заодно ждем, когда освободится господин Гримбльдук Тендертэтч, к которому у нас есть вопросы. В связи с расследованием. А ты теперь, как мой официальный бард, летописец… летописица, будешь меня везде сопровождать. Вот.

— Мне к Турниру нужно готовиться! — неубедительно возмутилась Мимика, топорща хвост.

— А, это легко, — тут же согласился я, — Иди куда хочешь, готовься. Только знай, что тебя, если что, защитить некому будет. Я отправил всех, кроме себя, на расследование настроений среди куакарабилли. Так что, если тебя в темном углу кто-нибудь придушит, я как официальный представитель Организатора Турнира уведомляю, что никакого расследования не будет. Мы заняты.

Кошка тут же поникла. Вот ни в одном глазу у нее радости, что я нашел для нее возможность принести нам пользу, нет. Думает только о себе. Стоит быть с собой откровенным — я хоть и рубаха-парень, добрая душа и вообще человек-Герой, но если бы Мимика не раздавала таких слонячьих усилений при боевых действиях, то котенка я бы выкинул, а то и притопил. Ну или вот, сейчас, когда после представления меня широкой публики с щедрой руки (вооруженной ведром) от архимага, половина этой самой публики разбежалось в панике, а вторая половина насела на нас с горящими глазами и другими возбужденными органами, готовые даже с частью из них расстаться в обмен на разрешение запечатлеть наши подвиги в песне, сказке, басне, пляске или еще какой противной штуке. Пришлось поднимать котёнка повыше, держа за подмыхи, а затем объявлять, что всё, чего жаждет народ — уже принадлежит ей. Авторские права и всё такое.

Ну а что делать? Это же люди искусства, за эксклюзив таких масштабов, да еще и в таком месте, да еще с таким красивым мной, они на всё будут готовы. Зачем терпеть приставал, особенно сейчас, когда требуется секретность и сдержанность?

Гримбльдук Тендертэтч был в высшей степени достойным и основательным разумным, несмотря на свою принадлежность к подземной расе хобгоблинов, славящейся мизантропией и кулинарными пристрастиями, которые кратко можно было описать так: всё полезно, что в рот полезло. К эльфам, гномам, людям и прочей гадости это имело прямое отношение. Ну, в семье не без урода, так что Поллюза получила своего хобгоблина — крупного, мускулистого орка с жутко неправильными чертами лица и иссиня-черной кожей, но обладающего великолепной деловой жилкой.

А еще этот верзила был вегетарианцем, предпочитая питаться рыбой, яйцами и растительной пищей. Исключение он делал только и строго для деловых партнеров и клиентов, не оправдавших его доверие и нарушивших условия заключенных договоров. Куакарабилли были не против, так как пункт о съедении был включен в каждый перечень штрафных санкций у господина Тендертэтча. Но самое интересное, что я про него смог узнать — ему не нравилось людоедство! Жрал из принципа, затем мучаясь неистовой изжогой, но репутацию солидного делового хобгоблина отстаивал с неимоверным упорством!

И всё бы ничего, народ бы просто не связывался со столь экстраординарным бизнесменом, только вот от господина Гримбльдука Тендертэтча зависели все поставки алкоголя на Поллюзе. Ну, разумеется, кроме самогона, который тут кто только и из чего не гнал, но этот мудрый бизнесмен не придавал самогоноварению ни малейшего значения. И правильно делал! Барды, менестрели и прочие сомнительные типы довольно разборчивы в выпивке, поэтому на шмурдяк переходят только когда в кармане совсем уж пусто. А какому честному хобгоблину нужна эта нищета?

В общем, чрезвычайно полезный и влиятельный союзник для детектива. Один из очень немногих в текущем бардаке, которому железно этот бардак не нужен.

— Мач Крайм, — прогудела шикарно одетая гора мышцатого черного мяса, увенчанная рожей, от вида которой хотелось бежать куда глаза глядят. Гора заседала в своей ложе, имея не шибко довольный вид, но в целом, вроде, не гневалась. Хотя с такой рожей вообще непонятно, что в данный момент этот вегетарианец испытывает — крупные губы, искаженные в подобие злой ухмылки, демонстрируют солидные нижние клыки, глаза разного размера, низкий лоб, буквально испещренный глубочайшими морщинами, изломанный нос и шикарные большие уши, которые, при моем приближении, весьма свободно у владельца пошевелились.

— Господин Гримбльдук Тендертэтч, — ответно откапитанствовал я, вежливо улыбаясь, — Прошу прощения за свой визит, но…

— Давай попроще, мужик, — выдал хобгоблин, поскребя себя по необъятной груди пальцами, толщиной с сардельки, — Ты ж явно не по вопросу бухла. Ну и что я спёр цацку… тоже вряд ли б на меня в первую очередь подумал, ага?

— Если музыканты перестанут появляться на Поллюзе, то твой бизнес сгорит, — хмыкнул я, падая на кресло по пригласительному жесту короля алкоголя, — Так что думаю, ты заинтересован в том, чтобы всё было как раньше, а не так, как сейчас.

— Я в курсе проблем, мужик, — Гримбльдук затянулся из стоящего рядом с ним кальяна так, что розовая жидкость внутри фактически вскипела. Выдохнув целое облако пара, хобгоблин признался, — Но нихрена не знаю, кто спёр фитюльку. Иначе я бы его сейчас уже мариновал.

Мимика громко икнула, то ли с голодухи, то ли от страха.

— Хрен с ней, с фитюлькой, — не смутился я, вызывая куда более злобный «ик» от Мимики, — Меня пока интересует, что с куакарабилли.

— А что с ними не так? — могучие и лысые надбровные дуги, выполняющий у хобгоблина роль бровей, начали делиться излишками кожи с его лбом, от чего все морщины там надулись совсем уж непотребным образом, — Ну проваландались хоботастые. Заключили когда-то договор, теперь жалеют. Им наш местный бордель как ножом по яйцам. Только сделать ничего не могут, такая вот у них природа, мужик.

— Не могут или не пытаются?

Сомнения меня глодали. Местным хозяевам дико на руку было бы, если бы вся эта меломанская тусня сбрызнула бы с Агабахабары на веки-вечные. Просто потому, что в местные стандарты высококультурного криминального отдыха этот цирк не вписывается. Однако…

В общем, местные хоботастые минотавры себя загнали в угол. Развалившийся на диване хобгоблин, один в один напоминающий чернокожего орочьего Майка Тайсона, неторопливо повествовал мне о том, как в давние времена аборигены Агабахабары сами себя обманули, пустив енота в дом. Подкупленные прямотой, честностью и финансами старых криминальных воротил, искавших себе тихую гавань на склоне лет, фиолетовые минотавры подмахнули договор с гильдией менестрелей, выделив эстрадникам остров. А обратной силы такие контракты у них не имеют, нарушить данное слово ни одному куакарабилли на ум не придёт. Но и мириться с существующим положением дел нервы у них заканчиваются, это особенно хорошо видно сейчас, на таком массовом предприятии как Сладкозвучный Турнир.