Загадка тауматургии - Виктор Борзов
— Я... — запнулся Сэмюэль. Он подумал, что потерял воспоминание о причине в Закулисье, но нет. Тот день хорошо отпечатался в памяти. — Я хотел измениться. Сбежать из графства. Спастись от чумы.
— Чумы? А жили вы?
— В Пейлтауне. В худшем из худших «газовых колпаков».
— Должно быть, вы встретили множество препятствий и закончили отголоском. Теперь мне ясны причины ваших выкриков. Не удивительно, что вы сдались сейчас.
— Сдался я раньше, — признался он. — Намного раньше. Я стал преступником, сбежал из родного графства, потерял руку и часть ноги. Затем меня втянули в войну практиков.
— Какие мелочи. Такое и препятствием назвать, язык не поворачивается.
Сэмюэль прикусил губу. Он рассказал, не чтобы его страдания обесценили. Цигель отмахнулся от них, как от жужжащего над ухом комара. Неприятно, но не смертельно. Недостаточно смертельно, чтобы зваться «настоящим препятствием». Такое отношение злило.
— И вы сдались из-за такого?
— Да, — сжал Сэмюэль пальцы в кулак. — Да, сдался из-за «такого».
— Вы искали власти и богатства. И споткнулись о первый камешек на дороге. Как безответственно.
— Плевать мне на власть и богатство! Я стал практиком не из-за этого! Фея обманула меня и откусила руку! Она пытала меня! Пытала, слышишь! Я призвал вестника и спугнул ее! Другая фея отобрала у меня тело и выкинула в Закулисье! Всего лишь камешек? Кто ты, чулять, такой, чтобы судить?
— Если не ради богатств и власти, то зачем...
— Измениться я хотел! Говорю же! Сбежать из рассадника болезней! Мой отец умер от одной из них! Развалился у меня на глазах! Я не хотел такой участи! Я хотел прожить долгую и счастливую жизнь!
Цигель покачал головой.
— Что? Опять скажешь, что это камешек? Даже не препятствие, а так, мелочь?
— Должно быть, я звучал тогда так же.
— Что?
— Спасибо, — неожиданно сказал Цигель. — Спасибо. Ваши слова пролили свет на одну из загадок, которая беспокоила меня годами, если не десятилетиями.
Сэмюэль нахмурился.
— Что ты, скромик тебя дери, несешь?
— Когда-то я поступил так же. На мои плечи взвалили долг, ответственность, которую я не просил. И я поступил как вы. Я сбежал. Мой сообщник сравнил это с толканием всего рода к пропасти.
— Я не понимаю.
— Вы сказали, что ваш отец умер?
Он прикусил губу. Не хотел лишний раз ворошить воспоминания. Их остатки. Боялся, что таким образом они угаснут быстрее.
Кроме страха, под сердцем колыхалось другое чувство. Склизкое, неприятное. Оно надувалось большим пузырем, наливалось желчью.
Сэмюэль кивнул.
— Вы обратились к тауматургии сразу после его кончины?
— Через день.
Слова выходили с трудом.
На языке разлилась горечь. Она вязкой жижой заполнила рот и поднялась к носу. Сэмюэля чуть не стошнило.
— Поистине, наш разум — одна из величайших загадок мирозданья, — медленно произнес Цигель.
Сэмюэль поднял взгляд в небо. На сером полотне без облаков сиял под лучами солнца металл. Лезвие кинжала. Его не было. Воображение дорисовало клинок, что висел на тонкой нити над головой Сэмюэля.
Слова Цигеля ножницами зависли рядом.
— Мы живем от мига к мигу. Образовываем связи и смотрим в будущее. Но всего одно событие, и мы бросаемся в пасть смерти. Невероятно, не так ли?
— Погоди. Я не хочу это слышать.
— Такова моя благодарность вам. И вы, и я бежали от долга. Я от семейного, вы от принятия смерти близкого человека.
— Чушь!
Ножницы щелкнули и разрезали нить. Клинок рухнул.
— Чушь все это! Бежал от принятия смерти? Глупее в жизни не слышал!
— Самообман сладок. Мы заговариваем себе зубы, подменяем причины.
— Чушь! Все, кто мне был дорог, умерли! Хочешь сказать, из-за меня?
В памяти всплыли тело с красной кожей и трещинами, призванный безликий на кровати, записка.
«Очнись, Сэмми! Молю! — вспомнились слова. — Мысль пришла слишком поздно. Вспомнил твои слова про... и все встало на места. Ты убиваешь себя. Так же как я, только... Медленнее. И хуже».
— Смерть неизбежна. Она настигает каждого. Когда умирают дорогие люди, мы можем или принять это или бежать. Кто-то находит спасение в выпивке, еде, женщинах или мужчинах, а кто-то бросается со всех ног с обрыва. Самообман медленно разрушает нас. Разве ваш вид, не явное тому доказательство?
Сэмюэль опустил взгляд. По коже ползли трещины, в груди и животе зияла дыра. Он был ярким примером этих слов.
— Может и так, — нехотя согласился Сэмюэль. Пузырь под сердцем лопнул. Желчь расплескалась вокруг. Едкая жидкость обжигала. Но, помимо боли, признание принесло облегчение. — Папа умер, а я сбежал. Но что мне делать? Фея забрала мое тело. В Закулисье меня растерзают вестники. Меня ожидает только мучительная гибель.
— Для начала возьмите ответственность. Прекратите называть причиной своего положения остальных.
