Феликс Крес - Королева войны

Удивляла свобода, с которой этот еще не старый человек умел вести беседу. Одной короткой фразой он позволил себе раскритиковать госпожу, которой служил, и вместе с тем поднял ее значение в глазах собеседника. Он знал себе цену, но и свое место тоже знал.

— Известно ли тебе, ваше благородие, — спросил Готах, протягивая руку к блюду и отламывая солидных размеров кусок дичи, — что ты мне не совсем незнаком?

— Догадываюсь, господин, что до тебя дошли какие-то отголоски моих приключений в Громбеларде.

— Отголоски… Я знал твою супругу, ваше благородие.

Байлей молча смотрел на него.

— Разговор на эту тему тебе неприятен, господин? — прямо спросил посланник.

— Трудно сказать. Моей жены нет в живых, но это все, что я знаю. Еще я слышал всякие сказки и легенды. В Громбеларде я пробыл достаточно долго для того, чтобы понять, чего они стоят.

— Рассказать тебе, господин, что мне известно о ее благородии А. Б. Д. Каренире и… о тебе?

Магнат снова помолчал.

— Расскажи, ваше благородие.

— По поручению ее королевского высочества княгини — представительницы императора в Лонде был написан некий труд. По сути, это громбелардская легенда, рассказывающая о судьбе одной из самых необычных женщин, какие ходили по земле Шерера. Большинство моих сведений именно оттуда, — признался Готах.

— Она была самой необычной женщиной из всех, какие у меня были и о каких я слышал, — сказал А. Б. Д. Байлей. — Великолепный воин, верная подруга и… худшая жена для такого, как я. Расскажи мне, ваше благородие, все, что знаешь. Прошу тебя.

Готах рассказал. Но он умолчал о подробностях смерти легендарной Охотницы, не желая причинять страдания человеку, которого уважал и который даже в чем-то ему нравился.

В комнату внесли подсвечники — за окнами сгущались сумерки.

— Что я могу сказать, ваше благородие… — сказал наконец магнат, обдумав услышанное. — Это сказка и не сказка одновременно. В ней больше правды, чем тебе кажется. Возможно, кроме одного, и тут я соглашусь с твоими замечаниями: это писал человек, мало знающий о Дартане, к тому же он хотел в лучшем свете представить княгине Верене образ ее подруги на фоне изнеженного и мелочного супруга. Я не оправдываюсь и не пытаюсь объясниться, но образ жалкого юнца, который стремился выплакаться в горах перед каждым встречным, в самом деле имеет мало общего с действительностью. Здесь же… я не был хорошим мужем для величайшей воительницы Шерера, это правда. Но нет на свете такого мужчины, который достойно встал бы с ней рядом, что я не сразу смог признать. Полностью опущенная в твоем рассказе дартанская глава истории Охотницы — возможно, самая яркая страница ее жизни. Ты не поверишь, ваше благородие, что одна громбелардская армектанка могла устроить в золотой столице Дартана. И не всегда это было нечто такое, что я бы не поддержал… — Он невольно усмехнулся. — Скажу лишь, что с тех пор, как она уехала, здесь не было ни одной женщины, подобной ей. До сегодняшнего дня.

— Вопрос в том, будет ли она завтра, — заметил Готах.

— А это уже неважно, ваше благородие, — сказал магнат, откидываясь на спинку кресла. — Для меня — неважно. Завтра, вопреки всем принципам, которым я в последние годы следовал и которые считал справедливыми, вопреки здравому смыслу, я надену доспехи и возьму в руки меч. Я вернусь в этот дворец рядом со своей королевой или не вернусь вообще.

Готах кивнул, понимая, что это отнюдь не слова, брошенные на ветер.

В то же самое время королева разговаривала с человеком, которого лишила всей власти, значения и даже цели и смысла жизни — словом, всего, во что он верил и что имело для него ценность.

В одной из дневных комнат — той самой, в которой еще недавно Анесса пила воду с солью и пыталась выбить окно рукой, — ее высочество княгиня-регент наполовину сидела, наполовину лежала на широкой скамье, выложенной мягкими подушками. Украшенная изящной резьбой скамья стояла вдоль стены, о которую княгиня опиралась головой. Заложник сидел на стуле возле небольшого квадратного стола, опустив подбородок на руки и уставившись в разноцветный ковер, покрывавший часть пола.

— Мы можем поговорить как два человека, которые встретились впервые и никогда больше не встретятся, — говорила княгиня-регент. — Скажи, господин, как мне к тебе обращаться, поскольку не хочу быть невежливой и вместе с тем, как ты понимаешь, не признаю твоего титула. Ты лишь символически являешься родственником императора, и точно в такой же степени тебе полагается титул высочества. Но ты же не хочешь, чтобы тебя титуловали высокоблагородием, как какого-то имперского урядника?

— Наверное, я все же могу быть князем-представителем? — спросил заложник. — Пусть даже его благородием князем-представителем, высочеством необязательно. Я и в самом деле императорский представитель, независимо от того, правлю ли я в Дартане или не правлю нигде. Ты можешь, госпожа, занять этот дворец и присвоить себе любой титул, но я до сих пор представляю Кирлан, и не от тебя это зависит.

— Да, это правда, — признала она. — Пусть будет так, представитель императора. Чтобы было приятнее, опустим также «ее королевское высочество». Вполне будет достаточно — Эзена.

Удивленный заложник на мгновение поднял взгляд.

— Тебя тащили сюда сломя голову, господин, — продолжала она, — и все же ты ехал слишком медленно. Теперь ты вообще уже мне не нужен, поскольку использовать тебя я никаким образом не могу. Во всяком случае, еще не сегодня. Не пошлю же я гонца предводителю группировки Справедливых с известием, что ты гостишь под моей крышей и охотно ведешь дальнейшие переговоры с рыцарями. Подобное известие, мало что значащее, в лучшем случае продемонстрирует мое бессилие… Лишь завтра, ваше благородие, перед началом сражения, я пошлю противникам твою голову, насаженную на длинную палку. Это, конечно, дикий обычай, но я не могу пренебречь ничем, что увеличит мои шансы. Ты ведь понимаешь, что не могу?

— Понимаю.

— Ты дартанец, ваше благородие. Объясни мне, почему мы стоим по разные стороны вместо того, чтобы стоять плечом к плечу? Ты отдаешь себе отчет в том, что если бы из этого дворца, из этого же самого тронного зала, ты правил как дартанский король, владеющий собственным королевством, то мы никогда бы не встретились? Или, вернее, встретились бы тогда, когда кто-нибудь пожелал бы лишить тебя короны. Тогда княгиня Эзена, госпожа Доброго Знака, явилась бы на твой зов, ведя свои отряды. Впрочем, возможно, вообще не было бы княгини Эзены, госпожи Доброго Знака… — задумчиво проговорила она. — Почему ты служишь чужому монарху, господин?