Пола Вольски - Наваждение

– Дядюшка, вы и впрямь намерены в одиночку разделаться с этим мерзким Уиссом Валёром? Кто теперь? Сестра?

– Увы, с ней не так просто. После освобождения Улуара и Евларка их отца и сестру стерегут с удвоенной бдительностью. Мастерицу Флозину содержат в «Гробнице», а в эту твердыню я неспособен проникнуть. Пока я бессилен, и тем не менее положение отнюдь не безнадежно. Я, кажется, придумал способ, как ее оттуда извлечь, но для этого нужна помощь, и тут, моя дорогая, я рассчитываю на тебя.

– На меня, дядюшка? Вам нужна моя помощь? Но что я могу?

– Поработать носильщиком. Ага, вижу, ты удивилась. Не тревожься, дитя мое, я все объясню. Но сперва посмотрим, насколько ты преуспела в искусстве. Ты выполняла упражнения, как я просил?

– Неукоснительно.

– Отлично. В таком случае будь добра, покажи, чему ты научилась.

Дядюшка Кинц что-то пробормотал и взмахнул рукой. В тот же миг вокруг потемнело и комнату заполнил густой непроницаемый туман, поглотивший стены, потолок, обстановку и даже самого Кинца.

Элистэ опешила. Дядюшкины наваждения, как правило, бывали привлекательны, даже обольстительны, им было трудно противиться. На сей раз, однако, обошлось без соблазна. Ее удивление возросло, когда в каждом углу комнаты материализовалось по высокой фигуре – их ослепительная белизна просвечивала сквозь клубы тумана. Поначалу Элистэ приняла их за статуи, мраморные изваяния в древнем духе, богоподобные фигуры немыслимого совершенства. Но она ошиблась. Фигуры действительно напоминали классические статуи – ниспадающие одежды, правильные черты лица, мертвый взгляд пустых глаз, – тем не менее они были живые. Это стало ясно, когда ближайшая фигура медленно воздела вытянутую правую руку. В кулаке у нее появился слепящий зигзаг молнии. Белая фигура на миг застыла – совершенный образ карающего божества – и метнула огненную стрелу.

Элистэ невольно вскрикнула, отскочила в сторону и укрылась за креслом. Молния, с шипением вспоров воздух, пролетела мимо и ударила в пол в том месте, где она только что стояла. Коврик и половицы вокруг обуглились. Поразительно. Творения Кинца впервые выказали столь смертоносную ярость. Элистэ, впрочем, было не до размышлений, ибо уже вторая фигура подняла руку, нацелив магическую стрелу. И вновь метнулась жгучая молния, поразив кресло, за которым укрывалась Элистэ. В воздухе запахло паленым, кресло вспыхнуло. Девушка отшатнулась, но искры, летящие во все стороны, попали ей на юбку, и ткань загорелась. Она принялась лихорадочно сбивать пламя, катаясь по полу. Ей почти удалось затушить огонь, но тут тлеющая оборка подола вспыхнула и пламя язычками поползло вверх по юбке, обдавая жаром ноги. Огонь жег ее, сжигал заживо…

– Дядюшка Кинц! – завопила Элистэ от боли и смертельного ужаса. – Дядюшка!

Он не ответил, она его даже не видела. Наверно, он задохнулся от дыма. Потерял сознание, не способен помочь ни ей, ни себе, повержен своим же собственным наваждением…

Дядюшка Кинц – и повержен наваждением, тем более им же сотворенным?

Смешно.

И знание, о котором она забыла, поддавшись панике, вновь вернулось к ней. Ведь все происходящее нереально. А она-то, дурочка, попалась на этот обман.

Дальше все было просто. Элистэ глубоко вздохнула, собралась с мыслями, напрягла волю, вспомнила приемы, которые отрабатывала последнее время, и разом убрала огонь с юбки. Встала, огляделась и сама подивилась, каким образом, пусть на минуту, этот кукольный театр смог ввести ее в заблуждение. Туман по-прежнему висел в воздухе, но стал для нее прозрачным. У камина сидел и внимательно наблюдал за ней дядюшка Кинц. Кресло, коврик и половицы не претерпели ни малейшего ущерба. Живые белые статуи продолжали стоять по углам, но теперь она видела их призрачную нематериальность и не спеша рассматривала их, восхищаясь дядюшкиным мастерством. Две фигуры воздели руки и одновременно метнули в нее ослепительные стрелы. Развеять наваждение было проще простого, но из чистого любопытства Элистэ решила не делать этого. Молнии ударили в цель; она была готова, но все равно ощутила слабую тень удара – настолько могущественным было наваждение. Самообладания она не потеряла, но что-то почувствовала и невольно зажмурилась, когда жгучий блеск ударивших молний взорвался призрачным сиянием. Наваждение совершенно безвредное, и тем не менее неприятно. Элистэ сосредоточилась, распознала сквозь туман подлинную реальность и тем самым развеяла чары. Дым, статуи и призрачные следы разрушения исчезли. Комната обрела прежний вид.

Элистэ облегченно вздохнула и заметила:

– Чуть было не поддалась.

– Ну, всего на минутку, и сразу преодолела. Только что, дитя мое, ты развеяла довольно сложное наваждение. Поздравляю! – Кинц улыбнулся, подошел к ней и поцеловал в щеку. Не успел он, однако, коснуться ее губами, как из угла послышалось возбужденное гудение и пощелкивание. Дядя и племянница удивленно обернулись и увидели, что Чувствительница Глориэль загорелась пульсирующими огнями, а ее полированный металлический купол дрожит мелкой дрожью.

– Что с ней? – спросила Элистэ, в то время как гудение Чувствительницы поднялось до пронзительного механического визга.

– Она разволновалась. Мне не следовало целовать тебя в ее присутствии.

– Почему?

– Это ее расстроило. Бедная моя красавица чувствует себя неуверенно. Ей требуется любовь, понимание и, в первую очередь, заверения.

– В чем?

– В любви.

– Да неужто она ревнует?

– Попытайся ее понять, дитя мое. Она чрезвычайно ранима, а главное – ей не хватает самоуверенности.

– Вот уж не сказала бы. Ладно, ладно, дядюшка Кинц, не нужно ничего объяснять.

– Я прошу тебя не говорить так о ней.

Кинц, опустившись на колени перед обиженной Чувствительницей, принялся оглаживать ее стеклянные рожки и бормотать какие-то нежности. Глориэль перестала раздраженно мигать и засияла ровным мягким светом. Пронзительный механический визг перешел в тихое мурлыканье и пощелкивание Кинц посмотрел на Элистэ:

– Она пришла в себя. Сейчас самое время к ней обратиться. Иди-ка сюда, моя дорогая, и положи на нее ладони.

– Я? Зачем? – опешила Элистэ.

– Глориэли нужно привыкнуть к твоему прикосновению, дитя мое, иначе ты не сумеешь помочь нам нынче ночью.

– А, понимаю… Хорошо. Что вы там говорили о носильщиках?

Элистэ опустилась на колени рядом с дядей и осторожно протянула руку.

– Видишь ли, мой скромный план освобождения мастерицы Флозины Валёр предполагает участие Глориэли. Глориэль великодушно согласилась помочь, но нам предстоит решить одну проблему. Дитя мое, просто приложи к ней ладони. Она не будет против. Обе ладони – вот так. Умница.