Маргарет Уэйс - Сага о копье: Омнибус. Том II
Мощь двух заклинаний заставляла землю трястись и подпрыгивать. Поющие камни с треском разлетались на тысячи осколков, а металлические голоса драконов переходили в хрип.
Сами Врата начали рушиться.
Рейстлин пал на колени. Магическое поле разваливалось, трещало по швам, рассыпалось на части, словно рушащийся по кирпичикам мир. Оно ломалось, рвалось, и, поскольку Рейстлин продолжал удерживать его, оно стало разрывать и самого мага.
Голова раскалывалась от боли. Тело свело судорогой. Рейстлин скорчился в агонии. Он оказался перед страшным выбором: стоило ему чуть ослабить усилия, сдаться, и он рухнул бы в пропасть навстречу собственной незавидной судьбе, провалился бы в мрачное безымянное Ничто, по сравнению с которым любой мрак был бы стократ предпочтительнее. Но он знал и другое: если он будет удерживать поле, могущественные магические силы, которые он же сам и вызвал к жизни, разорвут его тело в клочки и разметают по времени и пространству.
Он уже чувствовал, как отрываются мышцы от костей, как натягиваются и лопаются сухожилия и связки.
— Карамон! — простонал Рейстлин, но Карамон и кендер уже исчезли.
Магическое устройство, исправленное каким-то дурацким гномом-механиком, изобретения и аппараты которого всегда работали, сработало и на этот раз.
Карамон был далеко, и помощи ждать было неоткуда — Рейстлин чувствовал, что ему остаются считанные секунды, чтобы что-нибудь предпринять, но боль была столь сокрушительной, что он не мог даже думать. Вот уже затрещали кости, выворачиваясь из суставов, глаза готовы были выскочить из орбит, сердце словно вырвали из груди, а из черепа выдавливался мозг. Рейстлин слышал свой собственный крик и знал, что этот крик — предсмертный. И все же он продолжал бороться, как боролся всю свою жизнь.
— Я справлюсь…
Слова вырывались у него изо рта вместе с клочьями кровавой пены.
— Я справлюсь… я снова подчиню себе свою магию… Он протянул руку и сжал в кулаке магический досох.
— Справлюсь…
Но он уже летел куда-то, летел в ослепительно яркий вихрь света и разноцветного огня. Вернись домой!…
Маргарет Уэйс, Трейси Хикмен
Испытание близнецов
Книга первая
Молот богов
Пронзительный голос трубы, словно острая сталь, рассек прохладную тишину осеннего воздуха, и армии гномов Торбардина ринулись с гор на равнины Дергота, чтобы сойтись в битве с заклятыми врагами — своими же сородичами. Столетняя ненависть и непонимание между горными гномами и гномами холмов разлились по безжизненным равнинам потоками крови. Но победа оказалась бессмысленной, да никто с ней особенно и не стремился. Отомстить за обиды, нанесенные века назад дедам и прадедам, давно спящим в земле, — вот какова была цель обеих сторон.
Убийство, убийство и еще раз убийство — такой была война за Гномьи Врата.
Верный своему слову, Харас бился на стороне своего Короля-под-Горой. Он был чисто выбрит, так как бороду свою герой гномьего народа принес в жертву — в знак позора, который испытывал, сражаясь против тех, кого привык называть двоюродными братьями. Харас шел в авангарде армии короля Дункана, сражался и убивал, плача при этом от горечи и стыда. И вдруг он понял, что само слово победа изменило свое значение и превратилось в другое, более страшное, — истребление. Он увидел, как пали и были втоптаны в кровавую грязь штандарты обеих армий, ибо никто уже не помнил о том, за что и ради чего он воюет.
Неистовое безумие охватило сражающихся, которые не могли думать ни о чем другом, кроме мести: оно захлестнуло их багровой волной слепой ненависти и жажды мщения. И когда Харас осознал, что победителей здесь не будет, кто бы ни выиграл это последнее сражение, он бросил на землю свой боевой молот — молот, выкованный с помощью самого бога Реоркса, — и покинул поле битвы.
— Трус! — кричали ему вслед, но если Харас и слышал это, то не обратил на оскорбления никакого внимания. Он сам прекрасно знал, кто он такой и чего стоит. Осушив глаза и смыв кровь родичей со своих рук, он принялся обходить груды мертвых тел и не, остановился, пока не разыскал тела двух возлюбленных сыновей короля Дункана. Вытащив их из-под вражеских трупов, он взвалил изрубленные тела молодых гномов на спину лошади и покинул равнины Дергота, решив вернуться со своей страшной ношей в Торбардин.
Харас был уже вблизи Харолисовых Гор, когда до слуха его донесся странный глухой гул. Лошади — вьючная и та, что была под Харасом, — вдруг занервничали, и гном остановился, чтобы успокоить животных. Воспользовавшись передышкой, он сам огляделся по сторонам. Что это? Это не могло быть ни отзвуком далекой битвы, ни каким-либо иным шумом, издаваемым живыми существами.
Харас повернулся назад. Странный гул доносился, как ему казалось, именно сзади, с той стороны, где его родичи продолжали безжалостно истреблять друг друга во имя высшей справедливости. Звук нарастал и очень скоро превратился в глухой низкий рокот. Харасу даже показалось, что гул приближается; он вздрогнул и опустил голову. Жуткий грохот и рев действительно нарастали, словно кто-то стучал тяжелым железным молотом по огромной наковальне равнин.
«Это Реоркс, — подумал Харас с горечью и страхом. — Это — голос разгневанного бога. Мы сами себя приговорили к этому».
Плотная волна обжигающе горячего воздуха толкнула Хараса в спину и едва не выбила из седла. Тучи песка, пыли и пепла окружили гнома со всех сторон, набились в рот и глаза, в мгновение ока превратив ясный день в кошмарную, апокалипсическую ночь. Деревья вокруг пригнулись к самой земле, лошади испуганно заржали и чуть было не понесли. Харас с трудом удержал испуганных животных.
Ослепленный раскаленными песчинками, задыхаясь и отчаянно кашляя, он прикрыл рот платком и попытался замотать лошадиные головы кусками парусины.
Харас не знал, сколько времени простоял в кромешной мгле, посреди песчаной бури, однако жгучий шквал наконец пронесся дальше и вокруг снова посветлело.
Песок и пыль понемногу осели на землю, и лошади успокоились. Уцелевшие деревья выпрямились, а облака в небе снова поплыли неторопливо, слегка подгоняемые ленивым и прохладным осенним ветерком. Наступила тишина, но она показалась гному еще более страшной, чем рев ветра.
Обуреваемый недобрыми предчувствиями, Харас погонял свою старую лошадь и наконец сумел забраться довольно высоко по склону горы. Ему отчаянно хотелось найти какой-нибудь подходящий наблюдательный пункт. Наконец ему попалась удобная скальная трещина. Харас привязал свою и вьючную лошадей к дереву, а сам вскарабкался по скале и бросил взгляд на равнины Дергота.
И застыл в благоговейном ужасе…
Равнина была мертва…Далеко-далеко, насколько хватало глаз, виднелись лишь почерневшие голые камни и сплавившийся песок.
Обе армии словно испарились. Столь страшен был плясавший здесь огонь, что на засыпанных пеплом равнинах не осталось ни трупов, ни костей. Да и сам облик местности изменился. Когда Харас перевел свой взгляд туда, где совсем недавно высились изящные и тонкие шпили магической цитадели Заман, на месте крепости он увидел одни руины. Цитадель была почти полностью уничтожена. Ее стены обрушились, и теперь развалины напоминали ухмыляющийся человеческий череп, рассматривающий невидящими глазами голые равнины Смерти.
— Реоркс, отец наш, прости… — пробормотал Харас. От слез у него перед глазами все расплывалось. Низко опустив голову, он покинул свой наблюдательный пункт и продолжил путь в Торбардин.
С тех пор гномы верили — ибо именно так сказал им Харас по возвращении, — что обе армии были уничтожены самим Реорксом. В великом гневе бог швырнул оземь свой легендарный молот и превратил своих детей-гномов в пыль. Только в Хрониках Астинуса записана правда о том, что на самом деле случилось в тот день на равнинах Дергота…
Достигнув вершин магического искусства, великий маг Рейстлин, известный также под именем Фистандантилус, вместе с белой жрицей Светоносного Паладайна Крисанией Таринской принялся разыскивать Врата, ведущие в Бездну, чтобы бросить вызов самой Владычице Тьмы.
Эти Врата были главным предметом честолюбивых помыслов Рейстлина, и, чтобы достичь их, маг совершил немало темных дел, и черная мантия, которую он носил, была обильно полита кровью, в том числе и его собственной. Но маг прекрасно разбирался в тайнах человеческого сердца. Он знал, когда и за какую струну потянуть, чтобы добиться своего, знал, как достичь восхищения тех, кто должен был бы оттолкнуть его с негодованием и презрением. Среди последних была и госпожа Крисания, праведная дочь Паладайна. В белоснежном мраморе ее души отыскалась одна роковая трещинка, которую Рейстлин обнаружил и углубил, надеясь, что со временем она пройдет через ее сердце…
