Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

— Кто знает? Как сама Моргауза напоминала мне не единожды, она ведьма. Держитесь от нее подальше, сир! Или позвольте мне съездить и убедиться воочию, соответствует ли истине эта байка о смертельном недуге.

— И ты не побоишься чародейства?

— Она звала сыновей, — отозвался Мордред, — а в Эймсбери никого, кроме меня, нет.

Юноша не стал добавлять, что, хотя душа его, усилиями самой Моргаузы отравленная страхом, стремится прочь от нее, он отлично сознает, что он в безопасности. Ему суждено стать — злобный, брызжущий слюной голос до сих пор звучал у него в ушах — погибелью для своего отца. Ради этого Моргауза сохранит ему жизнь, как когда-то в детстве.

— Если вы отошлете гонца прямо сейчас, сир, и сообщите ей, что сами прибудете утром, королева не преминет подготовиться к назначенному времени — если это и впрямь уловка, — посоветовал юноша. — А я поскачу нынче же вечером.

Обсудив дело со всех сторон, король согласился и, с видимым облегчением вернувшись к гостям, отослал к Моргаузе одного из Сотоварищей с известием о том, что король увидится с ней завтра поутру.

Как и прежде, выбор короля пал на Ламорака.

У садовой стены стоял привязанный конь. Здесь парапетная плита располагалась не так высоко, а ветка старой яблони выдавила кирпичи наружу: кладка взбугрилась, растрескалась и наконец обвалилась; при известной ловкости здесь вполне возможно было перебраться с седла на другую сторону.

Ночь выдалась безлунная, но на небе мерцали звезды — видимо-невидимо, точно маргаритки на лугу.

Мордред остановился и пригляделся к коню. Белая отметина на лбу и чулок на левой передней ноге показались ему знакомыми. Он всмотрелся внимательнее: так и есть, на шлейке — серебряный вепрь Оркнеев. Чалый принадлежал Гахерису. Мордред тронул шею коня. Кожа разгоряченная и влажная…

Он постоял с минуту, размышляя про себя. Если весть о болезни Моргаузы достигла гарнизона, как оно и бывает с такими новостями, на крыльях молвы, так Гахерис, должно быть, тотчас же поскакал к королеве. А возможно, когда ему запретили сопровождать Артура и Мордреда в Эймсбери, он выехал тайно, твердо вознамерившись повидаться с матерью. И в том, и в другом случае Гахерис скрывает свои намерения, иначе вошел бы через ворота.

Не без иронии Мордред подумал о том, что в любом случае Моргауза сына не ждала, так что, пожалуй, в такую холодную ночь с удобствами еще не распрощалась.

Гахерис, несмотря на всю свою сыновнюю преданность, вынужден будет засвидетельствовать здоровье матери и прочие обстоятельства, когда Мордред возвратится к королю с докладом.

Молодой человек неслышно прошел вдоль стены к воротам.

Стражники внимательно оглядели гостя в свете фонаря и, по предъявлении королевской грамоты, пропустили внутрь.

В пределах монастырских стен царили тишина и безлюдье: здесь охрану не выставляли. С некоторых пор Моргауза и ее свита обосновались в отдельном крыле — в строении, отделяющем фруктовый сад от женской галереи. Мордред тихо миновал часовню и вошел в сводчатый коридор. В сторожке у жаровни дремала монахиня. Гость снова предъявил королевскую грамоту, был опознан и пропущен.

По обе стороны провалами в пустоту чернели арки. Трава в центре дворика в звездном свете казалась блекло-серой, звездочки-маргаритки, закрывшие на ночь венчики, терялись во мраке. Над крышами беззвучно пролетела сова и скрылась в саду. Во тьме мерцал лишь тусклый отблеск жаровни.

Мордред помедлил в замешательстве. Час был поздний, однако полночь еще не пробило. Моргауза, как большинство ведьм, принадлежала к ночным созданиям; почему же не светится ни одно из ее окон? И уж конечно, если бы история о смертельном недуге соответствовала действительности, приближенные дамы непременно бодрствовали бы у изголовья страждущей. Может, у нее любовник? Говорят, королева до сих пор развлекается вовсю. Но если там Гахерис… Гахерис?!

Мордред выругался вслух, преисполнившись отвращения к самому себе за подобную мысль, а затем — за уверенность в том, что подозрение справедливо.

Дверь под сводами оказалась незапертой. Гость переступил порог и стремительно зашагал по достопамятному коридору. Вот и вход в покои королевы. Мгновение поколебавшись, Мордред распахнул дверь и без стука вошел.

Комната оказалась иной, нежели ему запомнилось: такой предстала бы она взгляду гостя, если бы Моргауза заранее не избавилась от обстановки. Мягкий звездный свет проникал в окно, озарял драпировки и натертую воском мебель, мерцал на золотой и серебряной посуде. Плотные ковры приглушали шаги. Мордред пересек комнату и подошел к внутренней двери, которая вела в переднюю перед королевиной опочивальней. Здесь он помедлил. Наверняка прислужницы ее бодрствуют, хотя бы одна? Гость нагнулся и тихонько постучал в филенку.

В комнате послышался легкий шум, торопливое движение, и вновь воцарилась тишина, словно стук вспугнул того, кто не желал быть обнаруженным. Мордред снова заколебался, затем стиснул зубы и потянулся к задвижке, но не успел за нее взяться, как дверь распахнулась. На пороге стоял Гахерис с мечом в руке.

Переднюю освещала одна-единственная свеча. Но даже в этом слабом, рассеянном свете было видно, что Гахерис бледен как смерть. Разглядев Мордреда, он побледнел еще сильнее, если такое возможно. Губы его медленно округлились до черного «О».

— Ты? — судорожно выдохнул он.

— А ты кого ждал? — очень тихо отозвался Мордред, глядя мимо брата на дверь королевской спальни, закрытую и занавешенную тяжелым пологом от пронизывающих ночных сквозняков.

По обе стороны на двух кроватях спали женщины. Одна — прислужница из свиты Моргаузы, вторая — монахиня; надо думать, ее освободили от ночных бдений и поставили на часах от монастыря вместе с той, первой. Обе уснули крепко; монахиня даже похрапывала во власти сна — как-то уж чересчур глубокого. На столе у стены стояли две чаши, в комнате пахло пряным вином.

Меч в руках Гахериса качнулся, но нерешительно; заметив, что Мордред даже не глядит в его сторону, принц опустил клинок. Шепотом не громче слабого отзвука Мордред окликнул брага:

— Убери меч, ты, бестолочь. Я приехал по приказу короля. А ты что подумал?

— В этот час? Но для чего?

— Да уж не для того, чтобы повредить ей; иначе разве я стал бы стучать, разве явился бы нагишом?

Это слово в солдатской среде означало «без оружия» и рыцарю служило надежней щита. Мордред широко развел руки: дескать, пусто. Гахерис медленно вложил меч обратно в ножны.