Светлана Середа - Эртан (дилогия)

– Прости, малыш.

Все. Если до этого я была способна на иронию, то «малыш» лишил меня чувства юмора окончательно и бесповоротно. Я-то думала, что уже забыла про обиду, нанесенную Андреем.

– Ты еще скажи, что мы поженимся, заведем ребенка и назовем его Димой! – запальчиво выкрикнула я, вскакивая с кровати.

– Почему Димой? – опешил Дан.

– Значит, по первым двум пунктам возражений нет? – возмутилась я. – Ты уже все решил? Присмотрел домик с садом и гаражом, то есть, простите, с конюшней?

– Юль, ты чего? – спросил он с легкой тревогой. – Какой гараж? Какая конюшня?

– Ничего.

Я устремилась в гардеробную. Снова надевать это, с позволения сказать, свадебное платье не было никакого желания, а остальную одежду горничная убрала. Дан последовал за мной, остановился на пороге. Собственная нагота его, похоже, ничуть не смущала. Оно и понятно: будь у меня такой пресс, я бы тоже демонстрировала его при каждом удобном случае. Но сложно, согласитесь, сердиться на мужчину и при этом то и дело пялиться на его… гм… пресс. Неубедительно получается.

– Дан, сделай одолжение, – буркнула я, отворачиваясь. – Оденься.

Он не стал задавать вопросов – молча исчез и вернулся уже в брюках и рубашке.

– Я просто хотел знать, как ты относишься ко мне, а не к Вереску.

– Ты и есть Вереск!

– Не совсем. Вереск – это я в теле Кристофа белль Гьерра, с его воспоминаниями, умениями и навыками. Я не знаю, что произошло, случайно или по чьему-то умыслу я оказался в теле полуэльфа. Полагаю, сам Кристоф все-таки умер от лунной лихорадки, но это лишь мои догадки. Мы с ним были во многом похожи – возможно, потому я и прижился так прочно в его голове. Но в нем было слишком много эльфийского – такого, что я не мог бы принять, даже если бы очень постарался.

– Трогательная история. Пару месяцев назад цены бы ей не было, – пробормотала я, ожесточенно копаясь в стопках одежды на полках.

Рубашку я нашла на вешалке, но куда Лаисса могла засунуть джинсы? Смотреть уже не могу на все эти платья и побрякушки!

– Я хотел, чтобы ты видела во мне меня – настоящего меня, а не смазливого полуэльфа, которому красивые глаза и приятный голос достались от природы.

Черт, ну где они? Я широким жестом смахнула вещи на пол. Джинсы оказались закопаны в самой глубине. Вот поганка! Наверняка специально запрятала!

– Ты и так постоянно сравнивала меня с ним, и я в этом сравнении проигрывал, правда?

Неправда. Но теперь ты этого уже не узнаешь. Доволен?

– Если бы я сразу рассказал правду, я бы сошел с ума, ревнуя тебя к самому себе. Каждый поцелуй мучил бы меня вопросом, кому он предназначался: мне – или ему?

Я застегнула брюки, сунула ноги в туфли.

– Сегодня я целовала тебя, не сомневайся. Надеюсь, ты удовлетворен, потому что это был последний раз.

Дан посторонился, выпуская меня из гардеробной.

– Что мне сделать, чтобы заслужить прощение? – примирительно улыбнулся. Знал, паршивец, что нравится мне, и не верил, что я способна всерьез разозлиться из-за такой мелочи.

– Ты можешь делать все, что угодно, – заверила я, открывая входную дверь. – Но это не изменит того факта, что ты меня обманывал.

– Ты уходишь?

– Пойду скажу Фернанду, что согласна, – сквозь сарказм прорвалась горечь. – Он, конечно, тоже лицемер, но у него хотя бы нашлось мужество признаться в этом самостоятельно.

Еще одна бестактная шутка, ничего больше. Но Дан побледнел, будто на моем пальце уже красовался фамильный перстень белль Хорвелл. (Полцарства отдам за последние слова принца!)

– Ты ведь это не всерьез?

Он стоял передо мной – встревоженный, растерянный, с растрепанной прической и в растрепанных чувствах. И мне все еще хотелось поцеловать его в солнечное сплетение. Или хотя бы просто взять за руку. Или… Черт, он мне правда нравился. Но я разрывала отношения за меньшее, а у нас еще даже не было никаких отношений.

– Ключ на столе. Закрой дверь, когда будешь уходить.

Женька вошел без стука, ожидая застать друга торопливо приглаживающим волосы перед зеркалом. Но Дан не потрудился даже застегнуть рубашку. Он валялся на измятой Юлиной кровати, положив руки под голову, и флегматично созерцал потолок.

– Я смотрю, секс удался, – скептически хмыкнул белль Канто. – Юлька в ярости, ты в депрессии, все как полагается.

– Секс был потрясающий, – вздохнул Дан. – А потом Юля узнала, что Вереск – это я. И, что самое скверное, узнала не от меня.

Женька развернул стул спинкой вперед, сел рядом с кроватью. Разговор, кажется, предстоял долгий. И любопытный.

– Даже не знаю, что тебе сказать, друг, – с плохо скрываемой иронией протянул он. – То ли посочувствовать, то ли последовать Юлькиному примеру. Мне-то ты тоже ни в чем не признался.

– Ты давно уже сам догадался, – отмахнулся Дан, проигнорировав шпильку. – А она – нет. Я так увлекся конспирацией, что сам себя перехитрил… Ладно, давай знакомиться заново, – он стремительно и плавно поднялся с кровати, протянул Женьке руку:

– Позволь представиться: Данил Сергеевич Милославский. Можно просто Дан.

Глава 12

– Евгений Борисович Старцев, – в тон приятелю произнес Женька, пожимая протянутую руку.

– Ты не удивлен, – констатировал Дан. – Давно догадался?

– Давно. Когда ты бежал вместе с Васькой, а потом загадочным образом исчез, Милославский приходил ко мне в надежде выведать информацию о твоем местонахождении. Я видел, что пропавший ему очень нужен, хотя было непонятно, зачем. Стал копаться в прошлом Милославского и узнал, что у него был брат Данил, который семь лет назад пропал без вести. Я бы, может, и не обратил на это внимания – мало ли у кого какие скелеты в шкафу – но время совпадало с точностью до месяца. Я сложил два и два и понял, что якобы пропавший брат все эти семь лет был у Президента под боком. Ну а для достоверности нашел фотоархив кого-то из твоих одноклассников. Ты, конечно, очень изменился с момента выпуска из школы, но узнать можно.

– Подожди, Жень, я, кажется, что-то упустил в твоих рассуждениях. Ты сказал «время совпадало» – совпадало с чем?

– Ну со всей этой историей – с флэшкой, игрой, профессором. Ты мне по телефону сказал, что попытаешься исчезнуть, чтобы игра не досталась Герману, помнишь? Я тогда ничего не понял, конечно, – какой Герман, что происходит? А потом… Что с тобой?

На лице обычно сдержанного Дана было написано такое потрясение, что Женька в первое мгновение перепугался за друга. Но уже в следующую секунду до него дошло: