Сергей Костин - Охотник за бабочками 2

Но на этот раз мне не повезло. Часы изготовленные по специальному заказу на заводе «Грюндель» отсутствовали. Точно так же, как отсутствовала вся носимая одежда и обувь. Ко всему, проведя рукой по голове, я обнаружил, что острижен практически наголо. Так что последний факт меня не сильно расстроил.

Вместо всего вышеперечисленного на мне был невзрачный и совершенно немодный в этом сезоне серый в полосочку костюм без подкладки, стоптанные многими поколениями белые тапочки без шнурков и фанерная табличка на шее, где красовалось мое имя, неровно накарябанное черной краской.

Сам я сидел в достаточно тесной даже для меня одного клетке, собранной из бамбуковых удилищ для рыбной ловли. Клетка располагалась посередине корзины зайцев-Мстителей. В углу ее стояло ржавое ведро непонятного мне предназначения и погнутая алюминиевая миска, в которой бултыхалась неприятного цвета жидкость.

— Он очнулся!

Я вздрогнул, не знаю сам, от чего, и посмотрел в сторону голоса, который возвестил о том, что я, значит, очнулся.

Перед клеткой за длинным столом, накрытым красным материалом сидело семь зайцев. Еще двое расположились по бокам от клетки. Все зайцы-Мстители были облачены в черные мантии с белоснежными кружевными воротниками, а на башке у каждого была нахлобучена шапка-гриб с кисточкой на веревочке. Перед столом валялась знакомая шкура медведя. Глаза мертвого медведюхи не предвещали ничего хорошего.

— Встать! Суд идет!

Зайцы вскочили с мест и промаршировав немного на месте остановились.

— Сесть! Суд пришел!

И дружно сели. Я, естественно, тоже маршировал. Я хоть и не местный, но уважаю чужой Закон. Может пару лет скостят за уважение суду.

Зайцы-Мстители, в дальнейшем просто Зайцы, раскрыли кожаные папочки и стали внимательно изучать их содержимое. Я со своего места не видел, что там, но понимал, что не юмористические рассказы. Скорее сего, компрамат на меня. Я то зачем-то здесь сижу?

— Подсудимый, встаньте.

Я повертел головой, но никого такого не обнаружил.

— Подсудимый, к вам обращаемся.

Заяц, сидевший в самом центре стола, смотрел на меня сквозь очки. На меня. Значит, что выходит? Я подсудимый? Весело. А по какому такому? Ах, да! По закону гор и так далее.

Я встал, слегка покряхтывая, и оперся руками и лицом о бамбуковую решетку.

— Подсудимый. Мы представляем здесь полноправный высший Суд, который намерен разобраться с вашими злодеяниями и наказать вас согласно совершенным проступкам.

— А о помиловании речи быть не может? — задал я глупый вопрос, потому, что на него никто не ответил.

— Справа от вас, подсудимый, общественный обвинитель, — обозванный чуть приподнялся и отвесил небольшой поклон. Столу, а не мне. Мне много чести будет.

— Слева от вас, подсудимый, общественный защитник.

Защитник подняться не мог. По причине невменяемого состояния. То ли травы какой обожрался, то ли от рождения такой был. Он тупо поводил мордой по сторонам, приметил клетку, в которой я находился и, скосив глаза, постарался мне подмигнуть. Все нормально и защита на месте. Но легче от этого не стало. Мне показалось, что защитник по причине невменяемого состояния не способен не то что сфокусировать взгляда, но даже сказать пару связных слов в мою защиту.

— У подсудимого есть отводы по составу суда?

Я даже рот не успел открыть, как мой защитник, дернув мордой, сказал твердое: — «нет».

— Суд начинает свою работу. Слово предоставляется для вступительного слова общественному обвинителю. Пожалуйста.

Поправив сползающую на уши шапочку и оторвав вихляющуюся кисточку, общественный обвинитель резво вскочил со своего места и проскакал на середину корзины. Потом заложил лапы за спиной и принялся вышагивать перед клеткой, изредка бросая на меня презрительно негодующие взгляды.

— Уважаемый суд! Сегодня мы собрались в этом месте для того, чтобы обличить словом справедливого Закона отъявленного негодяя и злоумышленника, совершившего перед обществом ряд крупных и мелких проступков. Вы спросите, что же он сделал? И я Вам отвечу. Он посягнул на самое святое, что только может существовать в любом цивилизованном мире.

— На частную собственность? — подсказал я.

Центральный заяц достал из-под стола деревянную доску и молоток, стукнул вторым по первому и возмущенно произнес:

— За неуважение к суду требую лишить подсудимого слова!

Я хлопнул ладонью по губам, показывая, что все, больше ни слова.

Заяц-обвинитель возмущенно покачал ушами и продолжил:

— Этот монстр, этот не заяц в не заячьей шкуре и с не заячьими мыслями посягнул на детство!

Зайцы за столом возмущенно затопали, захлопали, и заорали, требуя немедленной смерти подсудимому. Но центральный судья призвал их к порядку. И правильно сделал. Суд должен быть судом, а не базаром.

— Этот зверь, — продолжил общественный обвинитель, — Этот зверь, преследуя свои низменные цели, проник на охраняемую законом гор территорию и похитил из родительского дома беспомощное создание…

— Я же не знал! — закричал я, но замолк под предостерегающим взглядом обвинителя.

— И мать этого беззащитного создания, чуть не покончив жизнь самоубийством, сейчас находиться здесь. Мы еще пригласим ее в качестве свидетеля и потерпевшей. Таким образом, уважаемый суд, на лицо совершение преступлений по статье первой, второй, третьей и четвертой только что утвержденного нами Закона гор. Проникновение, похищение, использование и укрывательство. По совокупности сроков предлагаю назначить подсудимому высшую меру наказания.

В горле у меня мгновенно пересохло. Я уже представил себе, как меня месяца два откармливают морковкой и капустой, а потом, как бедного медведюху, съедают после прочтения обвинительного приговора.

Общественный обвинитель закончил выступление, поклонился столу, лягнул задней лапой меня через прутья и с чувством выполненного долга уселся на свое место.

— Слово предоставляется защитнику. Защитник свое слово закончил. Защитник взял самоотвод по причине болезни с уходом в последующий отпуск и с последующей отставкой.

Все это было сказано достаточно разборчиво, чтобы понять, что суд явно не на моей стороне. А защитник, мой общественный защитник только лапой махнул. Все нормально.

— Произвол, — негромко, но твердо сказал я, — Нарушение прав человека.

— Подсудимый, — старший судья привстал, — Вы не человек, а урод. Вы также не принадлежите к нам, к зайцам. Вы, вообще, отсутствуете во всеобщей классификации живых организмов. Если вы, подсудимый, посмеете без разрешения сказать что-нибудь на вас наденут кандалы, вставят в рот кляп, и уложат на пол вниз лицом.