Борис Сапожников - Книга Зверя

Спустя этот срок в мою камеру вошла женская фигура в чёрном плаще.

— Елена, — прошептал я осипшим голосом.

— Прости, — раздалось в ответ и к моим ногам легла миска с то жижей, что называлась здесь едой. — Это — я. — Капюшон лёг на плечи — и в темноте я увидел лицо Лучии.

— Не думал, что увижу тебя в таком месте. — Я принялся за еду, слишком уж редко кормили тут, чтобы отказываться от угощения из-за появления доброй знакомой. — Кто же ты такая?

— Не важно, — ответила она, присаживаясь в углу камеры, использую свой плащ как подстилку. — Так ты узнал, кто такой Зверь?

— Мантикора, закованная в железный панцирь, — ответил я, проглатывая размазню, — над которой поработал некто де Бренвиль — друг семьи де Вьерзон…

— Только графини, — уточнила Лучия.

— Я так и не понял кто он такой?

— Это дело не твоего ума, — отмахнулась Лучия, — и тебе о нём лучше вообще не думать. Так что же Зверь?

— Он — лишь инструмент в чьих-то руках. — Я доел кашу и положил миску на солому, устилавшую пол. — Вот только в чьих?

— Несколько лет назад в Феррару, Отцу Церкви, пришло письмо с сообщением, что в скором времени в Адранде появится Зверь, — начала рассказ салентинка, — который послужит всем предупреждением за терпимость к поэтам и философам разного толка, часто заходящим далековато в своих рассуждениях. Берегитесь, боритесь со скверной — иначе конец всему миру. Отец Церкви, им тогда только стал Симон VIII, никак не отреагировал на это письмо, посчитав его автора тривиальным фанатиком. Появление Нимского Зверя заставило его изменить точку зрения.

— Автором его был де Сен-Жамон? — спросил я.

— Нет, — покачала головой Лучия. — Лежар. Он уехал из Феррары, когда начались события, толчком к которым послужило падение Брессионе, и изменившие в корне всю политику Церкви. Это не понравилось многим, в том числе и Лежару.

— А я подумал, что это Сен-Жамон, — объяснил я, — потому что в той книжице, что ходит сейчас по Эпиналю есть плохонькие стишки и автор их… — Я закашлялся.

— Максим де Боа, — улыбнулась Лучия, — в прозе он несколько сильнее, нежели в поэзии.

Я тем временем схватился за горло — шею словно стянуло стальным обручем. Я рухнул на солому, продолжая надсадно кашлять, кое-как сумел поднять глаза на неё и прошептал:

— Почему?..

— Прости, Арман, — она вновь набросила на лицо капюшон и поднялась, — ты слишком много знаешь.

Глава 5

Елена была просто в ярости, щёки раскраснелись, глаза горели, но это вызывало лишь издевательскую ухмылку у сарков, который напрочь отказались пропускать её к коменданту тюрьмы, где содержался де Кавиль.

— Да как вы смеете?! — воскликнула она, когда один их схватил её за руку. — Я дочь графа Фионского!

Это вызвало новый приступ веселья у сарков. Однако обоих оборвал резкий окрик на их родном наречии.

— Ради Господа, дайте ей войти, — произнёс следом ещё кто-то, в ком Елена сразу узнала Лежара.

Она прошла мимо неохотно расступившихся сарков в просторный кабинет коменданта, который в тот момент занимали кюре и де Сен-Жамон.

— Я требую встречи с де Кавилем, — твёрдо заявила она.

— Боюсь, это невозможно, — прогнусавил Сен-Жамон.

— Не имеете права, — горячо возразила Елена, готовая драться до конца.

— Простите, мадмуазель, — вступился за Сен-Жамона Лежар, — но это невозможно потому, что шевалье де Кавиль скончался этой ночью.

— Я желаю видеть его тело, — непреклонно стояла на своём Елена.

— Мы не станем препятствовать вам в этом, — оборвал уже открывшего рот Сен-Жамона Лежар, — но уверяю вас, мадмуазель, это не слишком подходящее зрелище для столь юной и впечатлительной особы как вы.

Елена ничего не ответила ему, лишь замерла, выжидательно глядя на обоих и гордо вскинув подбородок. Сен-Жамон и Лежар проводили её в холодное помещение тюремного морга, посреди которого на столе лежал Арман де Кавиль, до подбородка накрытый простым серым куском белой ткани.

— От чего он умер? — севшим голосом спросила Елена.

— Вероятно от тоски по своему эльфийскому приятелю, — выступил из тёмного угла Жан-Франсуа, неслышно последовавший за ними из кабинета коменданта, где также занимал самый тёмный и неприметный угол. — Они ведь были так близки, что спали в одной комнате и вместе ходили к мадам Бовари.

— Жан-Франсуа, — укоризненно покачал головой Лежар, — как можно отпускать такие шуточки при даме, да ещё и своей сестре.

— Я этого так не оставлю, — неожиданно для всех твёрдо произнесла Елена. — Я поеду в Эпиналь. Убийство королевского учёного… — Её голос сорвался, она вздрогнула и прижала ладони к лицу.

— Нет, сестричка, не плач. — Жан-Франсуа подошёл к ней, обнял единственной рукой за плечо. — Идём отсюда. Тебе здесь нечего делать. — Он увёл безвольную сестру, не сопротивлявшуюся ему.

— Самое интересное, — усмехнулся Сен-Жамон, когда брат с сестрой ушли, — что ни один врач не может понять от чего он умер.

— Всё в руце Господней, — ответил ему Лежар. — Похороните это как должно.

Жану-Франсуа в тот вечер вновь стало плохо. Мать нашла его около резной статуи, изображающей Мать Милосердия,[5] он стоял на коленях, заливаясь слезами и звал сестру. Салентинка по рождению Жермона де Вьерзон была женщиной сдержанной и расчётливой, она не бросилась успокаивать сына, а отправилась искать кюре Лежара, у которого это получалось гораздо лучше. Более в этом деле преуспевала лишь Елена, но звать свою дочь графиня Фионская не собиралась, она давно разочаровалась в младшем ребёнке и железной рукой пресекала все намерения Жана-Франсуа вовлечь сестру в их организацию.

Когда кюре пришёл в дом графов Фионских, Жан-Франсуа уже не боролся со своими демонами, полностью отдавшись на их милость.

— Елена, — шептал он, — Елена… Спаси меня… Только ты, только ты можешь это… — Он, похоже, общался с ней как наяву. — Помнишь, когда я вернулся с Модинагара… меня так часто терзали демоны моей души. Я метался в бреду, кричал, стонал… и лишь ты спасала меня. Твоя рука отгоняла демонов с моего лица…

— Лишь молитвы и верное служение Господу может спасти тебя, — положил ему руку на плечо Лежар.

— Господу, — рассмеялся Жан-Франсуа. — Что он сделал для меня или для нашего дела, Зверя вам и руку мне — дал де Бренвиль, а не Господь…

— Твои речи — противны самой сути нашего общества, — как всегда не повышая голоса оборвал его Лежар. — Мы служим Господу, никогда ничего не требуя взамен.

— Но Елена, — резко сменил тему, как обычно во время приступов, Жан-Франсуа, — разве я прошу о многом? Сделаем её одной из нас…