Линн Абби - Мироходец

После того как экспедиция вернулась в Фирексию, Ксанчу повели в Первую Сферу к священному алтарю из обсидиана, где совет верховных жрецов расспросил ее о раскопках и о том, как ей удалось разъединить провода взрывоопасной машины. Затем Ксанчу заставили подключить найденный кристалл к телу одного из верховных жрецов. И хотя она понимала, что может погибнуть, ей ничего не оставалось, как повиноваться. Никто не был удивлен больше, чем Ксанча, когда и она, и жрец остались живы.

В награду ей подарили золотистый плащ и безликую маску, а затем отправили назад, в Четвертую Сферу.

Впервые в жизни Ксанча выглядела как настоящая фирексийка. В своем золотистом плаще и маске она заметно выделялась на фоне неуклюжих машин, громоздких жрецов и уродливых гремлинов. Им совсем не хотелось иметь в своих рядах тритона, облаченного в столь шикарный наряд. Жизнь Ксанчи никогда не была легкой. Но до сих пор единственным чувством, которое она внушала окружающим, было безразличие. А теперь, когда его сменила зависть, ее существование и вовсе превратилось в кошмар.

Цепь зашевелилась под рукой Ксанчи, она крепче сжала гладкие звенья и открыла глаза. Оказалось, что Рат просто ворочается во сне. Ночное небо заволокло тучами, луна скрылась, и девушка подумала о грозе, но в воздухе дождем не пахло. Немного погодя она ослабила цепь, но не отпустила ее. Ратип мог попытаться бежать. И хотя шансы на выживание у него невелики, он будет пытаться сделать это снова и снова, пока верит, что где-то на этой земле есть свобода.

В Фирексии не было слова со значением «свобода». Единственная известная фирексийцам свобода заключалась в купании в блестящем масле, но даже это было доступно не всем.

Вечно голодная и избитая гремлинами, Ксанча спасалась только за счет своей выносливости. Ни один из миров, где она побывала, не был похож на зеленый солнечный мир ее мечты. По правде говоря, и Доминария не очень походила на ее сны, но даже самый худший из миров был более гостеприимен, чем Фирексия.

Ксанча никогда не была истинной фирексийкой, но теперь она чувствовала в себе призвание к изучению машин. Как только она видела перед собой новый неизвестный механизм, она забывала все несправедливости и побои, всецело отдаваясь его изучению, уверенная, что, кто бы его ни создал, она распутает все тайны.

После нескольких удачных экспедиций, принесших Фирексии много ценных находок, старания Ксанчи были вознаграждены присвоением нового титула. Теперь она стала именоваться Орман-хузрой, но в мыслях продолжала называть себя Ксанчей.

В Фирексии не было слов, обозначающих счастье или удовольствие. Получив признание, Ксанча испытала оба эти чувства. И хотя другие могли презирать ее, с новым титулом и в золотистом плаще она стала неприкосновенной. Кроме того в ней, действительно нуждались. Фирексийцы были смертными созданиями и боялись смерти не меньше, чем тритоны.

Следующий поворот в судьбе Ксанчи произошел в мире, где на небе сияли три луны, а в горах гулял вольный ветер.

Найденный жрецами механизм был огромен. Вокруг лежали гниющие трупы людей, защищавших его. Множество полых кристаллов, среди которых не встречалось двух одинаковых, образовывали поверхность загадочной машины. Гибкие провода, идущие от кристаллов, венчались небольшими вогнутыми зеркалами. Волнуемые ветром, они поблескивали и нежно звенели.

Жрец-исследователь был уверен, что нашел мощное оружие.

– Обезвредь, но не разбирай, – приказал он Ксанче, – и подготовь к отправке в Фирексию. Люди яростно сражались за него. Они не смогли победить нас, но и не отступили, пожертвовав собой, лишь бы не подпустить нас к этому изобретению. Вероятно, это нечто ценное, поэтому мы должны обладать им, и как можно скорее.

Ксанче не нужны были причины, ее интересовало только одно – разгадать загадку механизма. А что жрецы сделают с ним, ее не касалось.

Не обращая внимания на трупы, она приблизилась к находке. Но с первого взгляда ей стало ясно, что «ветряной кристалл», как она его назвала, не был оружием. В кристаллах и зеркалах не было силы, кроме той, что они получали от солнца, лун, ветра и дождя. Впитав ее, они возвращали свет и звук. Этот механизм стал мечтой Ксанчи, пробудив в ней чувство красоты, которому не нашлось места в Фирексии. Ксанча не захотела готовить находку к отправке и сказала жрецам и гремлинам:

– В нем нет ни загадки, ни чего-либо нужного Фирексии. Пусть он останется здесь.

Ксанча носила золотистой плащ и титул Орман-хузры, а потому думала, что ее слова должны иметь вес. Но все обернулось иначе. Закованный в металл жрец-исследователь сорвал с нее сверкающий плащ и первым нанес удар в лицо. Маска треснула, а Ксанча повалилась на колени, захлебываясь кровью. Затем жрец кивнул гремлинам, и те, довольно ухмыляясь, принялись избивать ее своими короткими мускулистыми лапами.

Оставив окровавленного тритона корчиться на земле, гремлины накинулись на блестящее изобретение, и через некоторое время не осталось ни одного целого зеркала или кристалла.

Вернувшись в Фирексию, жрецы-исследователи донесли демонам, что Орман-хузра потеряла оружие, способное уничтожать целые миры.

Ее чуть не сбросили в Седьмую Сферу, подобно Джиксу, но потом решили наказать по-другому.

Ксанчу заточили в камеру без окон, настолько крохотную, что она даже не могла выпрямить ноги. Она непременно погибла бы там, в темноте, в холоде и без пищи, если бы не воспоминания о танцующем свете и нежном перезвоне бесчисленных зеркал. Эти прекрасные картины дарили ей забытье, и Ксанча не знала, сколько времени провела взаперти, но однажды тяжелая дверь отворилась и ее выволокли на свет.

Для Ксанчи нашли другой таинственный механизм в очередном безымянном мире.

Она все еще носила титул Орман-хузры, в ней опять нуждались, и у нее хватило разума и хитрости просить жрецов позволить ей жить. Они согласились и послали ее работать, даже не подозревая, что низенький тритон, скорбящий по утерянной красоте, объявил Фирексии личную войну.

И вновь она пустилась в бесконечные скитания. Как только заканчивалась одна работа, ее перемещали в другой мир, где все начиналось заново.

Тридцать ценных находок в двадцати двух мирах – война Ксанчи шла полным ходом. Она не разрушила ни одного изобретения из тех, что находили жрецы, но каждое становилось смертоносным оружием. Любой, кто прикасался к механизмам, прошедшим через руки Ксанчи, погибал. Она была весьма довольна собой.

Землеройные машины уже вовсю трудились на раскопках, когда Орман-хузра прибыла в двадцать третий мир. Следуя за механическим носильщиком, блестящим от масла, сочащегося из всех его металлических суставов, она прошла в сырую темную пещеру. Ряды дымящих фонарей освещали место раскопок.