Инна Кублицкая - Карми

Подталкивая бродягу, вышел на Драконий зуб Маву.

— Куда его? — спросил он.

Стенхе задумался только на мгновение.

— В старый лодочный сарай, — приказал он. Маву кивнул.

Стенхе сделал неуловимое движение рукой.

Маву кивнул еще раз и повел бродягу прочь.

И только тогда Сава заплакала. Она ревела, уткнувшись в куртку Стенхе; хокарэм сидел неподвижно, время от времени похлопывая девочку по спине.

— Госпожа моя, — сказал он наконец, — пойдем. Нам не следует здесь сидеть.

Сава послушно встала, подстраховываемая Стенхе, перебралась на берег и обернулась было к деревне, но хокарэм, покачав головой, повел ее вниз, на берег моря.

— Нет, — остановилась девочка.

— Да, — твердо сказал Стенхе и повел ее, упирающуюся, к старому лодочному сараю, наполовину сгоревшему и потому заброшенному. Навстречу им бежал, переходя из-за одышки на торопливый шаг, старый рыбак: он чинил сеть на берегу, когда мимо него прошел Маву со своим пленником и велел старику убираться подальше.

Рыбак старательно поклонился Саве и Стенхе и побежал-поковылял дальше, в деревню.

Стенхе подтащил Саву к сараю, толкнул дверь, и они вошли в затянутый паутиной сумрак. Увидев запуганного бродягу, Сава забилась в руках хокарэма:

— Уйдем, уйдем отсюда, Стенхе, миленький, прошу тебя!

— Нет. — Стенхе удержал извивающуюся девочку и передал ее в руки подскочившему Маву. Тот силком усадил Саву на земляной пол, предотвращая все ее попытки вырваться и убежать.

— Смотри, — жестко сказал он.

— Маву, — взмолилась Сава, — Маву, миленький, позволь мне уйти, Маву!

Стенхе неизвестно откуда извлек нож и подошел к привязанному к столбу человеку.

— Смотри, — повторил Маву. — Сейчас ты увидишь, как можно медленно убивать человека. Видишь? Вот этот укол лишает человека голоса. Мычать, стонать он будет, кричать или говорить уже нет…

Сава сделала попытку отвернуться. Маву развернул ее за плечи, ладонью приподнял подбородок и несильно ударил кончиками пальцев в трех точках. Лицо ее онемело, и она, как ни старалась, не могла закрыть глаза.

— Смотри, — снова сказал Маву. — Это из-за тебя умрет этот ублюдок. Он умрет, потому что ты вела себя неправильно… Смотри!

…Руттул приехал в Савитри незадолго до ужина; его вышла встретить одна Хаби.

— Где Сава? — спросил Руттул. — Почему не встречает? Опять собак гоняет?

— Господин мой, — тревожно сказала Хаби, — происходит что-то страшное. Госпожа сейчас в старом сарае у моря; с ней Стенхе и Маву. Старый Эрнве видел, как они завели туда какого-то человека…

Руттул, который собирался было сойти с коня, передумал, он так и застыл в седле, слушая рассказ Хаби..

Узнав о происходящем, Хаби сама поехала туда, хотела забрать княгинюшку. Маву преградил ей путь и оттолкнул от двери. Из сарая были слышны мучительные стоны. Кого там пытают? За что? Почему хокарэмы заставляют Савири смотреть на это?..

Руттул отпустил руку Хаби, махнул свите и помчался к морскому берегу.

Над обрывом Руттул спешился. Двое солдат, опережая его, почти катясь на лавинах осыпающегося песка и щебня, достигли сарая первыми. На шум выскочил Маву, собираясь ударить ближайшего из воинов, но, увидев Руттула, остановился и, легко поклонившись, освободил проход в развалюху.

Руттул вошел. Крыша сарая почти вся сгорела, но солнце стояло уже низко, и в сгущающейся тени принц увидел Стенхе, забрызганного кровью, скулящее существо, ничуть не напоминающее человека, и неподвижно сидящую на полу Саву. Она не шевельнулась даже при появлении Руттула. Принц подошел к ней, присел на корточки, взял за подбородок. Глаза девочки были живые, но она не видела Руттула.

Руттул оглянулся. В ответ на его движение неслышной тенью около него появился Маву.

— Что с ней? — спросил Руттул ровно. Маву наклонился над девочкой:

— Встань.

Она поднялась с пола. Маву вывел ее из сарая, обратил лицом к морю и тихо сказал что-то. Сава покачнулась. Маву бережно поддержал ее.

— Эртл, — позвал Руттул, — проводите госпожу до дома. Один из его подчиненных отстранил Маву, обнял девочку за плечи и повел наверх, к лошадям.

Стенхе вышел из сарая и встал рядом с Маву.

— Я бы хотел знать, что произошло, — сказал Руттул. Стенхе коротко объяснил.

— Этот человек успел что-то сделать?

— Он только испугал госпожу, — доложил Маву. Руттул шагнул назад, окинул взглядом потерявшего человеческий облик бродягу и подозвал сотника.

— Это, — он указал на тело, — добить и похоронить. Маву завтра на рассвете повесить.

После этого, ничуть не думая о том, как его люди будут брать под стражу хокарэма, повернулся и пошел наверх.

Сотник приблизился к Маву. Нельзя сказать, что этот старый сургарский вояка трусил, но держался он все же с опаской. Маву, однако, повел себя совсем не так, как можно было бы вообразить: он нагнулся, вытащил из-за голенищ своих щегольских сапожек три ножа — два легких, метательных, и один боевой, старинной гортуской стали.

Стенхе предостерегающе кашлянул. Маву распрямился, ожег сотника взглядом: «Сбегу я, что ли?» — и зашагал к Савитри, спотыкаясь и бормоча что-то о бабских юбках, о хокарэмах и о высокопоставленных соплячках. Пару раз он провозгласил на всю степь: «Ну виноват, что я, отрицаю? Так не драться же из-за этого!» — и опять что-то о хокарэмах.

— Набрался он, что ли? — ошалело спросил сотник у Стенхе. Никогда прежде ему даже и слышать не приходилось о хокарэмах пьяных или тем более о хокарэмах спятивших.

Стенхе промолчал.

Маву, сопровождаемый опасливыми взглядами, дошел до Савитри, забрался в покой, где жили хокарэмы, и завалился на постель как был — в крови и грязи, вспомнив только про сапоги, которые тут же, сняв, с силой запулил в дверь.

Стенхе сапоги поднял и аккуратно поставил у двери, взял смену одежды, вымылся на заднем дворе, распугав всех своим видом. Ужинать он пошел в людскую, а не, как обычно, в господскую трапезную, причем сделал это, когда все уже поели и разошлись — кто спать, кто в сад языки почесать. Повариха, неразговорчивая нынче, с трепетом подала ему еду. Он съел, поблагодарил и ушел под двери Савиной спальни.

Руттул тоже не потерял аппетита. В полном молчании он сидел за обеденным столом в компании двух офицеров его свиты, с Савиными немногочисленными придворными и Хаби; после ужина он прошел в свой кабинет, постоял в задумчивости у окна, глядя в вечернюю темень, потом принял какое-то решение и направился в покои принцессы.

— Заперто, — предупредил из темного угла невидимый Стенхе.

Руттул стукнул в дверь и сказал, повысив голос:

— Сава, открой, или я прикажу выломать дверь.