Марк Лахлан - Хранитель волков

Диза подавила улыбку. Вали, стоя у Браги за спиной, в лицах изображал его рассказ. Он слышал эту историю сотни раз и в сотне вариаций: Браги хвастался подвигом в пиршественном зале, почти шепотом говорил о нем у костра, кричал Вали в лицо, приводя пример, на который надо равняться. Вали знал историю наизусть.

— Я воин, я был рад и польщен такой честью, когда конунг выбрал меня телохранителем и наставником своего сына. Однако оказалось, что это тяжкая ноша, которая с каждым днем становится только тяжелее. Да, тяжелее. Я чувствую себя Локи, привязанным к скале, и мои глаза застилает яд. Этот парень неуправляем, и виной тому твоя дочь.

— Как это?

— Я проклинаю тот день, когда он увидел ее. Сначала то была невинная детская дружба, но весь последний год князь не находит времени ни на охоту, ни на упражнения с мечом. Его отец, хотя это и странно, позволил ему помогать кузнецу, чтобы мальчик узнал об оружии все, начиная с того момента, когда кусок руды извлекают из земли, и заканчивая тем, как острый клинок превращает в щепы вражеский щит. Но он не ходит и в кузницу. Он не бывает на советах, где Двоебород должен учить его править людьми. Его нет на месте, когда я зову его упражняться с мечом или копьем. Его нет нигде, матушка Диза, он вечно там, где твоя дочь, и это выводит меня из себя!

Диза пожала плечами в точности так, как недавно пожимала ее дочь.

— Я не могу указывать дочери, с кем ей можно встречаться, а с кем нет. Все равно из этой дружбы ничего не выйдет, он ведь уже помолвлен, верно?

— Только меня не спросили, — вставил Вали.

Браги бросил на него взгляд, каким, должно быть, одаривал тех гаутов, через которых прорубался к кораблям.

— Он помолвлен с дочерью Двоеборода, — повторила Диза, как будто подводя под спором черту.

— И то, что я не хочу на ней жениться, кажется, нисколько не влияет на уговор, — заметил Вали.

— Нисколько, — подтвердил Браги, — вовсе не влияет. Сударыня, матушка Диза, необходимо положить конец дружбе князя с твоей дочерью.

Диза только развела руками.

— И чего ты хочешь от меня? Он ходит к нам с самого детства.

— Но он уже не ребенок. Как ты думаешь, что скажет конунг, если у этой связи будут последствия?

— Он ни разу меня не трогал! — вспылила Адисла.

— Это не значит, что ему не хочется, — возразил Браги. — Послушай, матушка Диза, запрети им видеться. Если ты этого не сделаешь, я попрошу конунга.

Теперь нахмурилась матушка Диза.

— Все, что я должна конунгу, — часть дохода и сыновей в случае войны. Я не приносила ему клятвы верности, он не имеет права приказывать и запугивать меня. Его не касается, с кем я дружу.

— Конунга касаются все дела.

Диза сняла последний пучок травы и вытерла руки о передник.

— Ничего подобного. По закону он не имеет права вмешиваться в жизнь свободных людей. Он не станет указывать моим детям, с кем им дружить.

— Они уже не дети, матушка. Вали тринадцатилетний мужчина, скоро он сам станет полноправным правителем.

— В таком случае, кто имеет право указывать ему? — спросила Диза.

Браги зарычал, схватил свое оружие и пошел вниз по склону.

Пожилой воин всегда служил Вали объектом для насмешек, но на следующей неделе, во время своего первого набега, юный князь был рад тому, что Браги рядом с ним.

Глава 8

ЯРОСТЬ

Пока корабль чинили, он стоял в большом зале, поэтому до моря его пришлось тащить волоком. Все в это утро казалось Вали каким-то особенно ярким: скрип такелажа, грохот киля по бревнам, пронзительный запах дегтя от днища корабля, песня воинов.

Эй, народ, возьмемся дружно,За моря идти нам нужно.Там блестящие мечи погуляют на просторе,Словно яркие рыбешкиВ голубом бездонном море.Эй, народ, возьмемся дружно,За моря идти нам нужно.

Вали по-настоящему старался.

— Не растрать все силы на берегу, — посоветовал ему какой-то старик, но Вали только мысленно улыбнулся в ответ.

Он видел себя со стороны: мальчишка, который пытается выказать себя в работе настоящим мужчиной, но все равно боится предстоящего испытания битвой. Однако это осознание нисколько не умаляло его восторга от происходящего.

Утренний холодок пронизывал до костей, синева моря слепила глаза, а крики чаек эхом отдавались в голове. Адисла тоже была здесь, и на этот раз ему не пришлось срывать поцелуй силой.

Она приколола к его плащу букетик яркой буквицы.

— Этот цветок спасает от любого зла, — пояснила Адисла, — и поможет тебе остаться в живых.

— Но у меня же есть щит, — заметил он.

— Это лучше.

— Адисла…

— Что, Вали?

— Я…

Она прижала палец к его губам.

— Не надо об этом, — сказала она.

— Почему?

— Это к несчастью. Если боги вдруг узнают, что ты чем-то сильно дорожишь, то непременно отнимут. Просто возвращайся ко мне. Тебе не нужно объяснять, что ты чувствуешь.

Конунг Двоебород заметил, что они беседуют наедине, но не подал виду. Его шестилетняя дочь Рагна стояла рядом с ним, держа в руках прялку. Вали поглядел на Двоеборода, затем снова на Адислу.

— Он надеется, что меня убьют, — сказал Вали.

— Но без его участия, — отозвалась Адисла. — Он хотел бы, чтобы Аудун отправил к нему другого наследника. Более сильного, мужественного, грубого и неотесанного.

— Что ж, понадеемся, что я останусь в живых и он здорово огорчится.

— Если ты погибнешь, то окажешься в пиршественном зале Одина, будешь вечно пить вместе с другими героями.

Вали закатил глаза.

— И вечно слушать, как мужики вроде Браги похваляются своими кровавыми подвигами? Да еще и все время пить? Никаких сил не хватит.

— Не кощунствуй, — проговорила она, смеясь.

— Да кому какое дело? Боги нас боятся, так говорит мой отец.

— Все боятся твоего отца, — сказала Адисла.

— Нет, ты подумай! Сижу я вечно пьяный, да еще отец сверкает на меня глазами с другого края стола! Лучше я умру смертью труса, лишь бы остаться с тобой.

Адисла зарделась.

— Нечего распускать нюни, если даже боишься, — заявила она. — Я буду твоей валькирией, буду звать тебя на битву! Тебя ждет слава, дорогой мой! Вернись с победой или не возвращайся вовсе!

Она заговорила, словно благородная дама, и притворилась, будто промокает платочком глаза, как это обычно делают такие дамы, провожая мужей на войну. Вали слишком хорошо ее знал и понимал, что ее веселость наиграна. Он улыбнулся и погладил Адислу по голове. Слезы навернулись ей на глаза, но он сделал вид, будто не заметил.