Дэвид Геммел - Царь Каменных Врат

— Странно обстоит дело с некоторыми мужчинами, — сказал он. — В делах или на войне они гиганты и такие умники, что дальше некуда. А в любви точно дети. Женщины — дело иное: они видят ребенка, который спрятан в мужчине

— Он чуть не убил меня, — прошептала Рения.

— И ты в это веришь?

— А ты?

— Рения, он любит тебя — и никогда не причинил бы тебе зла.

— Тогда зачем? Зачем он так сказал?

— Чтобы ты поверила. Чтобы возненавидела его и ушла.

— Значит, он своего добился.

— Очень жаль. И между нами... тебе не следовало пускать ту стрелу.

— Знаю! — отрезала она. — Нет нужды говорить мне об этом. Но я не могла допустить, чтобы они убили ребенка.

— Да. Я и сам бы не смог. — Ананаис взглянул поверх костра в ту сторону, где спала женщина. Черный Басурман сидел, прислонясь к дереву, и держал ребенка на руках. Дитя ухватило его пухлой ручонкой за палец, а Басурман что-то тихо и ласково говорил ему.

— Он умеет обращаться с детьми, правда? — сказал Ананаис.

— Да. И с оружием тоже.

— Он настоящая загадка. Но я слежу за ним.

Рения взглянула в ярко-голубые глаза под черной маской.

— Ты мне нравишься, Ананаис. По-настоящему.

— Любишь меня, люби и моих друзей. — Ананаис кивнул на высокую фигуру Тенаки-хана, идущего к месту ночлега.

Она потрясла головой и снова уставилась в огонь.

— Очень жаль, — снова сказал Ананаис.

Они въехали в деревню через два часа после рассвета. Га-ланд сходил на разведку и доложил, что солдаты уходят на юг, к далеким шпилям Карнака. Деревня выгорела дотла, из обугленных развалин поднимались столбы черного дыма. Мертвые тела валялись повсюду, а за околицей стояли десять крестов, на которых были распяты деревенские старейшины. Прежде чем прибить к перекладинам, их подвергали бичеванию, а после переломали им ноги, чтобы тела обмякли и воздух не проникал в легкие.

— Мы превратились в варваров, — прошептал Муха, отвернув коня. Белдер молча кивнул и тоже поскакал в зеленые луга за деревней.

Тенака спешился на площади, где лежало больше всего трупов — около тридцати женщин и детей.

— В этом нет никакого смысла, — повернулся он к Ананаису. — Кто же теперь будет работать на полях? Если такое творится по всей империи...

— Творится, — хмуро сказал Галанд.

Женщина с ребенком накинула на голову шаль и закрыла глаза. Басурман, подъехав к ней, взял у нее поводья.

— Мы подождем вас за деревней, — бросил он. Валтайя и Рения последовали за ним.

— Странное дело, — покачал головой Ананаис. — Многие века дренаи давали отпор врагам, которые вторгались в страну, чтобы творить вот это. А теперь мы сами это делаем. Что за люди служат в нынешней армии?

— На такую работу всегда найдутся охотники, — сказал Тенака.

— Разве что среди вас, — буркнул Парсаль.

— Что это значит? — обернувшись к нему, вскричал Ананаис.

— Прекрати! — приказал Тенака. — Ты прав, Парсаль: надиры славятся своей яростью. Но это сделали не надиры и не вагрийцы. Ананаис верно сказал: мы сами поступаем так с собой.

— Забудьте о моих словах, генерал, — попросил Парсаль. — Это мой гнев говорил за меня. Поехали отсюда.

— Скажите мне вот что, — подал вдруг голос Галанд. — Прекратится это со смертью Цески или нет?

— Не знаю, — ответил Тенака.

— Его нужно истребить.

— Я не думаю, чтобы шестеро мужчин и две женщины могли сокрушить его империю. А ты?

— Несколько дней назад, — сказал Ананаис, — мужчина был всего один.

— Парсаль прав, поехали отсюда, — промолвил Тенака.

Но тут послышался детский плач, и четверо мужчин быстро принялись раскидывать трупы. Наконец они добрались до тела толстой старухи, обнявшей мертвыми руками девочку лет пяти. На спине женщины зияли три ужасные раны — должно быть, она заслонила собой ребенка. Но копье, пронзив ее, задело и девочку. Парсаль взял ребенка на руки и побледнел, увидев пропитанную кровью одежду. С девочкой на руках он вышел к остальным, ожидавшим за деревней, и Валтайя, подбежав, приняла у него его легкую ношу.

Девочку бережно опустили на траву, и тогда она открыла свои яркие голубые глазки.

— Я не хочу умирать, — прошептала она. — Пожалуйста! — Глаза закрылись снова, и женщина из деревни, приподняв девочке голову, взяла ее к себе на колени.

— Все хорошо, Алайя. Это я, Париза. Я вернулась, чтобы позаботиться о тебе.

Девочка слабо улыбнулась, но улыбка тут же сменилась гримасой боли. Путники молча смотрели, как отлетает ее жизнь.

— О нет! — воскликнула Париза. — Благие боги света, нет! — Ее собственный ребенок расплакался, и Басурман взял его на руки.

Галанд, отвернувшись, упал на колени. Парсаль подошел к нему, и Галанд поглядел на брата сквозь слезы, качая головой и не находя слов. Парсаль опустился на колени рядом с ним.

— Я знаю, брат, я знаю, — быстро проговорил он. Галанд прерывисто вздохнул и достал свой меч.

— Клянусь всем святым и нечистым, всеми ползучими и летающими тварями: не знать мне покоя, пока эта земля не очистится от скверны. — Он поднялся на ноги и взмахнул мечом. — Я иду к тебе, Цеска! — проревел он, отшвырнул меч и побрел прочь, к маленькой роще.

— У него тоже убили дочь, — пояснил Парсаль. — Прелестное дитя... дитя смеха и радости. Он свое слово сдержит... а я не покину его. — Голос Парсаля стал хриплым, и он откашлялся. — Мы с ним люди маленькие — я даже в «Дракон» не сгодился, а он не вышел в офицеры. Но давши слово, мы его держим. Не знаю, чего хотите вы все, но те, что остались там, в деревне, — это мой народ, наш с Галандом. Они не богаты и не знатны — они мертвы. Та старуха умерла, спасая девочку, — и потерпела неудачу. Но она старалась... жизни не пожалела. Так вот, я тоже не пожалею! — Его голос дрогнул, и он, выругавшись, ушел вслед за братом.

— Ну, генерал, — сказал Ананаис, — что прикажешь своей армии из шести человек?

— Из семи, — поправил Басурман.

— Гляди-ка, да мы растем! — воскликнул Ананаис.

— Почему ты хочешь идти с нами? — спросил Тенака.

— Это мое дело — но цель у нас одна. Я проделал тысячи миль, чтобы увидеть, как падет Цеска.

— Похороним ребенка и отправимся в Скодию, — решил Тенака.

Весь долгий день они с осторожностью продвигались вперед. Галанд и Парсаль ехали по бокам отряда. Ближе к сумеркам над равниной внезапно разразилась буря, и путники укрылись в заброшенной башне на берегу бурного ручья. Они загнали лошадей на ближнее поле, на скорую руку собрали дров и расчистили нижний этаж башни. Старое четырехугольное строение когда-то вмещало двадцать солдат — эту сторожевую башню поставили здесь во времена Первой Надирской войны. В ней было три этажа, а с верхушки остроглазые караульщики некогда высматривали надирских или сатулийских всадников.