Константин Бояндин - Ветхая ткань бытия
Тот повернулся к Хирголу и, с улыбкой, коротко поклонившись, протянул тому инструмент. Улыбка эта немало напугала юношу: ей явно не было места на лице молчаливого слуги. Тем не менее, Хиргол принял предложенное (едва не уронив), и Альмрин, уже с прежним бесстрастным выражением лица, отвернулся. Боги, ну и жуткий же телохранитель.
В трубу он действительно заметил едва различимые силуэты башен и крыш — почти сливающиеся с бескрайними жёлто-коричневыми песками Лауды (так именовался остров на среднем языке). Судя по всему, лишь по счастливой случайности поселение попалось им на глаза.
— Город! — воскликнул Хиргол возбуждённо и осторожно вернул трубу Альмрину. Пятый молча кивнул, глядя в сторону далёкого острова почти что с безразличием.
— Вас это не удивляет? — поразился Хиргол.
— Меня это пугает, — Тнаммо наконец-то удостоил его взгляда. — Мы проходим слишком близко. Как бы нас не заметили…
— Ну и что? Тнаммо вздохнул.
— Похоже, что проще показать. На, — и он протянул ошарашенному юноше нечто, напоминающее птичье яйцо — только очень твёрдое и массивное. Нет, живой эта штуковина быть не могла. Юноша не успел налюбоваться изящными узорами, разбегавшимися по отполированной «скорлупе», как Тнаммо вручил ему ещё что-то. Хиргол подставил другую ладонь, и в ней очутилась… птица. Точнее говоря, модель птицы. Какой-то крохотной лесной пичуги — Хиргол никогда не мог упомнить всех их названий.
Птица была произведением искусства. Хиргол с улыбкой поднёс ладонь поближе к глазам и птица… ожила. Пошевелилась (Хиргол разинул рот и едва не выронил и «яйцо», и птицу), расправила крылья, поглядела на держащего её человека по очереди каждым блестящим глазом.
— Сожми камень в ладони, — Тнаммо осторожно сложил пальцы Хиргола, — закрой глаза и командуй ей.
— Как это? — не понял Хиргол, глядя на нетерпеливо рассматривающую его птицу.
Вместо ответа Пятый ударил снизу по ладони, на которой сидела птаха и та стремительно унеслась вверх, обдав Хиргола тёплым ветерком.
— Закрой глаза, — приказал Тнаммо и Хиргол повиновался.
Вот чудо! Он продолжал видеть. Непривычно (поскольку смотрел вниз глазами птицы), но вполне приемлемо. Более того, зрение стало на редкость острым: сам он так видеть не мог. Хиргол подумал, что было бы неплохо рассмотреть во-о-он ту башню получше, и птица послушно сменила курс.
Неслась она с невероятной скоростью. Хирголу стало немного страшно, и он вцепился свободной рукой в поручень. Тнаммо засмеялся рядом с ним, но это не имело значения. Да, несомненно, это был город… ухоженный, судя по состоянию домов… какая странная архитектура! Птица приближалась к городу по пологой спирали, и Хирголу показалось, что он видит бредущую по раскалённым каменным улицам человеческую фигуру…
Он услышал — не своими ушами, конечно — яростное биение крыльев неподалёку и «оглянулся».
И едва не выронил «яйцо». Наперерез птице неслось жуткое чудовище — вытянутая драконья морда, две пары крыльев, выставленные вперёд огромные когти, которыми были снабжены все шесть лап. Чудовище просто не могло быть таким быстрым и манёвренным, но было! Птица, получая от человека панические, отрывочные сигналы, беспорядочно металась в воздухе. Наконец, перепуганный Хиргол заметил точку на горизонте — их корабль и направил птицу к нему, забыв, что ему самому опасность не угрожает.
Он ещё успел подумать, что не стоило бы наводить этакое страшилище на корабль, как послышался хруст, жалобный писк и ярко-красная молния ударила где-то под сводами его черепа. Хиргол вскрикнул, задыхаясь, но его тут же грубо встряхнули, и Тнаммо, держа своего ассистента мёртвой хваткой, осторожно отобрал у того камень.
— С тобой всё в порядке, — сообщил он сухо. — Не придавай этому слишком уж большого значения.
Не переставая кашлять, Хиргол взглянул в сторону города. Показалось ли ему, что длинный змееподобный силуэт канул куда-то за мрачные скалы? Или так оно и было?
— Интересно, он нас заметил? — спросил юноша, когда дыхание вернулось в норму.
— Не заметил, — Тнаммо пренебрежительно махнул рукой. — Пока мы на корабле, и не заметят. Но стоит его покинуть…
Хиргол поёжился.
— Кто это был?
Пятый пожал плечами.
— Трудно сказать. Ты видел, как они относятся к гостям. Так что не советую любопытствовать сверх меры.
Корабль, час назад казавшийся прочным, словно скала, неожиданно показался юноше хрупким и ненадёжным среди тысяч опасностей, что подстерегали их повсюду.
Он хотел было спросить Пятого, откуда тот взял диковинную управляемую птицу, да забыл.
VI
Выпускные экзамены дались Унэну с некоторым трудом.
Шутка ли: его, непревзойдённого знатока «пьяных» стилей, едва не победили! И кто — один из выпускников, пусть даже и лучший — на показательном бою! Когда монах осознал, что вот-вот вызовет на лицах нечто больше, нежели недоумение, то очнулся и смог выйти победителем.
Со стороны это наверняка смотрелось, как новый хитроумный приём, но на самом деле ноги плохо слушались монаха. Причём не так, как положено при опьянении — священном состоянии, когда отягощённое мыслями сознание не мешает телу двигаться. Нет, он чувствовал себя глубоким стариком, и движения давались с невероятным трудом.
Получив должную порцию аплодисментов от восторженных зрителей (помимо собственно послушников и студентов, которые обучались лишь части дисциплин, поглазеть на экзамены приходило огромное множество самого разного люда), Унэн едва не споткнулся о собственные ноги, и подумал, что на досуге надо будет создать новый стиль.
Скажем, стиль «настоятель-паралитик». Что-нибудь в таком духе.
Однако всё кончается, хвала богам, и Айзала, вместе с другими, не менее известными учителями и наставниками обоих монастырей пригласила его на традиционный пир. Триада не одобряла (в отличие от Унэна) пышных торжеств… но эти были как нельзя более уместны. Помимо двадцати новообращённых, впервые одевших сегодня заслуженную оранжево-жёлтую рясу, серебристо-зелёный венок-змейку Триады заработали более трёх десятков представительниц прекрасного пола.
Жрецов-мужчин у Триады никогда не было.
Так что есть основания гордиться: успех одного Учения привлекал внимание и к другому. Как нельзя кстати — подтверждая тем самым правило, что самые различные верования и мировоззрения могут прекрасно уживаться.
…Монах отправился на покой далеко за полночь — спев немало песен, станцевав множество танцев и… Да всё равно, словами этого не передать… не зря подобное устраивается лишь раз в году.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});