Глен Кук - Десять поверженных

Повстанцы увидели нас, когда мы были уже в самой их гуще. У них не было ни малейшей надежды. Через несколько минут мы уже опять передвигались колонной.

– Надеюсь, что никто не начнет удивляться, почему мы всегда знаем об их замыслах, – сказал мне Одноглазый.

– Пускай думают, что у них там до черта шпионов. – Как шпион может так быстро передавать информацию в крепость? Такой шпион слишком хорош, чтобы быть правдой. Капитан должен заставить Ловца Душ вытащить нас отсюда. Пока у нас есть еще хоть какой-то авторитет.

Да, это мысль. Как только наш секрет раскроется, Кочерга сам обезвредит наших колдунов. И удача уплывет от нас.

Перед нами выросли стены Весла. Я начал испытывать некоторое сожаление.

На самом деле Лейтенант ведь не одобрил этого похода. И Капитан лично устроит мне грандиозный втык. Я думаю, в качестве наказания он подпалит мне бороду. И когда с меня снимут ограничения, я уже буду стариком. Прощайте, уличные мадонны!

От меня ожидали другого поведения. Я ведь был почти офицером.

Перспектива всю оставшуюся жизнь чистить конюшни Гвардии и мыть лошадей не пугала ни Элмо, ни его спутников. Вперед! За славой!

Они не были дураками. Просто хотели оправдаться за свое неповиновение.

Этот идиот Одноглазый, конечно, завопил песню, как только мы въехали в Весло. Это было его собственное дикое и бессмысленное сочинение. Песня исполнялась голосом, в принципе неспособным совладать с каким-либо мотивом.

– Прекрати, Одноглазый, – зарычал Элмо. – Ты привлекаешь внимание.

Но его замечание не имело смысла. Было слишком очевидно, кто мы такие.

Так же, как и то, что у нас отвратительное настроение. Это был не морковный патруль. Мы искали приключений. Одноглазый громко закаркал новую песню.

– Прекрати дебош, – прогремел Элмо. – Делай свою чертову работу.

Мы свернули за угол. За копытами наших лошадей начал вырастать черный туман. Они затрясли головами и начали фыркать, вдыхая зловония вечернего воздуха своими влажными черными носами. Похоже, все это им не нравилось, так же, как и мне. Их миндалевидные глаза пылали, как огни Ада. Шепот страха пронесся среди прохожих, наблюдавших за нами с обочины дороги.

Они выпрыгнули. Дюжина, два десятка, сотня призраков, рожденных тем змеиным гнездом, которое Одноглазый называет мозги. Они замелькали впереди – ошеломляющие, зубастые, извивающиеся черные твари, бросающиеся на людей.

Ужас охватил народ. Через несколько минут на улицах уже не было никого, кроме привидений.

. Я был в Весле впервые. Я рассматривал город так, как будто только что приехал из глухой деревни.

– Смотрите, – сказал Элмо, когда мы завернули на улицу, где обычно останавливался морковный патруль, – вот и старый Кукурузник.

Я знал это имя, хотя никогда раньше и не видел его обладателя. У Кукурузника была конюшня, где всегда останавливался патруль.

Старик, сидевший возле водосточной канавы, поднялся.

– Уже слышал, что вы здесь, – сказал он. – Я сделал все, что мог, Элмо. Но я не смог достать им доктора.

– Мы привели своего собственного. Кукурузник был стар, и ему приходилось сильно стараться, чтобы удержать темп. Элмо не придерживал лошадь.

Я понюхал воздух. В нем чувствовался запах дыма. Кукурузник двинулся, вперед, огибая очередной угол. Привидения мелькали вокруг его ног, как прибой, омывающий лежащий на пляже валун. Мы последовали за ним и обнаружили источник запаха.

Кто-то поджег конюшню Кукурузника и поджарил наших ребят, пока они выбирались. Бандиты. Клубы дыма все еще поднимались в небо. Улица перед конюшней была заполнена зеваками. Наименее пострадавшие оцепили конюшню, перекрыв движение по улице.

В нашу сторону хромал Леденец, который командовал патрулем.

– С чего начать? – спросил я. Он показал пальцем.

– Вон с теми хуже всего. Лучше начни с Ворона, если он еще жив. Сердце у меня екнуло. Ворон? Он казался таким неуязвимым.

Одноглазый разогнал своих самодельных призраков. Сейчас на нас не напал бы ни один повстанец. Я пошел за Леденцом туда, где лежал Ворон. Он был без сознания. Лицо – белое, как бумага.

– С ним хуже всего?

– Пожалуй, только он может не выкарабкаться.

– Ты все правильно сделал. Наложил повязки, как я тебя учил, да? – я посмотрел на Леденца. – Тебе бы и самому неплохо прилечь.

Повернулся к Ворону. У него было почти тридцать порезов. Некоторые из них – довольно глубокие. Я достал иглу.

Элмо бегло осмотрел всю картину пожара и подошел к нам.

– Плох? – спросил он.

– Точно не скажу. Он весь в дырках Потерял много крови. Лучше заставь Одноглазого сварить какую-нибудь похлебку. Он умеет делать такое подобие куриного супа из цыпленка и разных трав, который возвращает надежду даже мертвым. Он – мой единственный помощник.

– Как это произошло, Леденец? – спросил Элмо – Они подожгли конюшню и напали на нас, как только мы выбежали.

– Это я вижу.

– Грязные убийцы, – проворчал Кукурузник. Хотя у меня было такое чувство, что своей конюшни ему было жалко больше, чем патруля.

Элмо сделал такое лицо, как будто жевал недозрелую хурму.

– И ни одного убитого? Хуже всего с Вороном? В это трудно поверить.

– Один убитый, – поправился Леденец. – Старик. Дружок Ворона, из той деревни.

– Щелчок, – пробормотал Элмо.

Щелчок не должен был покидать крепость. Капитан ему не доверял. Но Элмо не стал заострять внимание на этом нарушении порядка.

– Кое-кто сильно пожалеет о том, что затеял все это, – сказал он.

В его голосе не было совершенно никакого волнения или эмоций. Таким же тоном он бы говорил о цене на картошку.

Я представил, как к этой новости отнесется Шалун. Щелчок ему ужасно нравился. Для Душечки, это, должно быть, будет трагедией. Щелчок ведь был ее дедом.

– Они охотились только за Вороном, – сказал Кукурузник, – поэтому он так и пострадал.

– А Щелчок попался им под руку, – сказал Леденец. – Все остальные только потому, что мы не отступили, – он показал на раненых. Элмо задал вопрос, который сильно меня озадачил.

– Почему это повстанцы так упорно пытались достать Ворона?

Толстопузый околачивался вокруг и ждал, пока я смогу обработать ему рану на левой руке.

– Это были не повстанцы, Элмо, – сказал он. Это был тот проклятый офицер. Оттуда, где мы подобрали Щелчка и Душечку. Я выругался.

– Давай, работай иглой, Костоправ! – сказал Элмо. – Ты уверен, Толстопузый?

– Конечно, я уверен. Спроси Веселого. Он его тоже видел. Остальные были просто уличные бандиты. Мы хорошо посекли их, когда собрались с силами, – он махнул рукой в сторону конюшни.