Оксана Демченко - Мир в подарок

— Годей, я вас попрошу помочь, вы тут самый внимательный и спокойный сейчас, — я наконец расставила короба с травами как надо. Смуглый скотовод присел напротив, безмятежно глядя мне в глаза.

Надо же, а он действительно успокоился. То есть раньше готов был меня убить, а теперь слушает сосредоточенно и доверительно. Надеется на помощь. Больше того, уверен, что я помогу. Староста ему дороже, чем племяннику? Раз поехал, зная о болезни, наверняка. И, похоже, меня по началу сильно опасался… скорее, подозревал. Вот только в чем?

Ой, плохо быть тугодумкой! Смуглый, невысокий, темноглазый, к тому же занимается скотом. Если он не илла хотя бы по одному из родителей, то я урожденная Мейджа и сегодня же выйду за князя Катан-го по большой взаимной любви.

Видимо, безмятежное и непроницаемое выражение на лице мне еще тренировать и тренировать. Пока же эти беспросветные лапотники из глухого села читали меня, как рекламный плакат крупного формата. Ну как мне в город-то соваться?

— Определить его болезнь с одного взгляда очень сложно. Я бы сказал невозможно.

Для травницы. — Годей заговорил в первый раз с момента встречи и даже тихонько улыбнулся. — Значит, нам тебя бояться так же глупо, как тебе нас.

— Дари, ты о чем? — отстал от старших племянник старосты, хлопая своими длиннющими линялыми ресницами. Он по-прежнему обнимал плечи Римаха, бережно придерживая дядю.

— Ну, тебе достаточно знать, что дядю она вылечит вернее, чем городской лекарь.

Если еще можно что-то сделать. — ответил Годей, сочувственно глядя на «теленка» — Не переживай, лучше сходи за водой и собери еще дров. И скажи Иртэ, пусть идет завтракать.

Я тихо заледенела от имени, столь похожего на то, из рассказа Риана. Случайность?

Или они что-то помнят?

Когда обрадованный скорым исцелением любимого дядюшки Ермил удалился, помахивая туеском и что-то напевая чуть ломающимся юношеским голосом, Годей-Дари обернулся к старосте. Тот чуть приподнял бровь — «ты уверен? и получил ответный кивок. Да-а-а…

Интересные селяне живут в благодатном Карне, особенно на окраинах. Малограмотные, тупые, забитые и пользующиеся рабским трудом второй век подряд. Предрассудки, накопленные мной за две недели подготовки к походу, смущенно потеснились — до более подходящего случая.

От повозки тем временем подошла гибкая тоненькая девушка. Посмотрела на меня огромными печальными глазами мадонны, застенчиво, из-под невозможно длинных ресниц. Словно чуть стеснялась своей неправдоподобно совершенной внешности. Коса смоляная до колен в руку толщиной. Щеки персиковые, с легким румянцем. Вот она, смерть парней молодых и искушение мужиков до ста лет поголовное. Хрупкая, прозрачная, словно из слоновой кости мастером вдохновенным выточенная. Запястья тонкие, руки движутся с грацией крыльев. Так и хочется ее от чего-то спасти. Ну хоть шалью укутать, чтоб не простудилась. Личико младенчески чистое, словно росой только умылась, глаза иссиня-черные с более светлыми сизыми лучиками, разрезаны чуть наискось, к виску, сияют, завораживают. А фигура совсем уже не ребенка…

Поклонилась приветственно, с царственной грацией склонив головку и приложив ладонь к груди. Положила в плошку остывшей каши и села возле Римаха, тревожно примечая признаки миновавшего приступа на бледном лице старосты. Понятно, почему ее прятали: эту красавицу за местную и слепой не примет. Илла, про таких Риан мне говорил «южная кровь». Без ошейника она вообще не имеет права покидать хозяйский дом. А вот сидит себе, доверчиво глядя на Дари, словно он сейчас все исправит, и все будут здоровы.

Мне вдруг очень захотелось посетить Агрис. Годей тяжело вздохнул и снова приготовился слушать мои указания. Ну и что мне с ними делать?

— Вы считаете, что у меня есть дар? — тихонько уточнила я очевидное.

Иртэ замерла с ложкой в руке, Дари уверенно кивнул, староста поморщился, устраиваясь поудобнее и ожидая продолжения. Точнее, приговора. Он чувствовал себя омерзительно, терпел боль из последних сил и знал, что даже дара для исцеления наверняка мало. Потому что поздно. Теперь готовился принять мое честное подтверждение худшего.

Не дождется. Где они еще найдут такого старосту?

— Как далеко отсюда до большой торговой дороги?

— Верст тридцать, — прикинул Дари, несколько озадаченный вопросом.

— Ближе люди могут быть?

— Нет… то есть вряд ли. Да и на дороге в это время пусто, лето — нет торговли.

— Вряд ли — это не наш случай. Надо двадцать верст, но точных. Бери лошадь, грузи этого рыжего покойника, захвати продуктов немного и сообщи его племяннику, чтоб не ждал нас раньше завтрашнего вечера. Здесь детей неразумных никто не обидит за сутки?

— Люди сюда не ходят.

— Зверям они не интересны. В лес только пусть глубоко не забираются.

Дари пожал плечами, выражая легкое удивление и отправился за лошадью. Иртэ поставила плошку и принялась деловито собирать в дорогу продукты, вынимая лишнее из лежащего чуть в стороне от кострища мешка с припасами. Староста следил за сборами с растущим интересом. Кажется, он усомнился в своей скорой кончине, едва я назвала его покойником. И теперь, получив надежду, весь так и лучился любопытством. Если и травы, и дар беде не помогут, что же такое затеяла странная девица?

Я присела рядом и аккуратно провела рукой по его рубахе на груди, стирая боль, потом довольно послушала пульс. Дышать легче не стал, но сердце успокоилось, лицо снова порозовело. Пока хоть отдохнет от боли. У него сегодня лучший день за последние пару месяцев, это точно.

Солнце еще не оторвалось от горизонта, когда староста забрался в седло, Дари принял поводья смирного невысокого конька и мы углубились в лес. Иртэ стояла у кострища и махала нам вслед, тихонько глотая слезы. Агрис — точно самое странное село в Карне. Я им так и сказала. Оба остались довольны и предложили мне подробности. Говорил Дари, староста сопел хрипло и согласно, иногда вставляя пару слов.

После того, как загубленная Рельва диким зверем рванулась в Карн, искать новое русло, окрестные поселения были смыты подчистую, а немногие выжившие устроились пережидать большую воду на самых высоких в округе холмах, оказавшихся севернее новой реки, прозванной Мутной, отрезавшей край от торных дорог. Время было неспокойное, и отсутствие соседей беженцы сочли за благо.

Постепенно люди обжились, отстроили Агрис. Непросто заработать на хлеб, а тем более — с маслом, когда пухнущее год от года северное болото дышит сыростью, сгнаивая на корню посевы и огороды. Прирастить пашню за счет удобных сухих холмов запада невозможно — там окраина Дикой пущи, а это княжеские земли, корчевать никак нельзя. Про Гнилой лес на востоке вообще лучше не заикаться.