Елена Хаецкая - За Синей рекой

– А почему это вы, господин хороший, называете реку «мертвой»? – перебил его Гловач. – А кубышки, а лягушки, а стрекозы?

– Я, милейший, назвал эту реку мертвой, потому что она мертвая, – отрезал Кандела. – Ни паромщика на ней нет, ни лодочника, ни рыбаков каких-нибудь. И мельницы на ней не поставишь.

– Следовательно, – с ледяной вежливостью произнес философ Штранден, – мертвы суть любые объекты, где визуально не наблюдается ни одного налогоплательщика…

Но господина Канделу не так-то просто было сбить с толку.

– Если угодно, да, – резко ответил он. – Вы отрицаете порядок? Замечательно! В таком случае, не поделитесь ли вы своими соображениями касательно того общественного устройства, которое бы вас удовлетворило? Насколько я понимаю, вы все тут предпочитаете брать деньги в долг без отдачи, выскакивать замуж за первого встречного хлыща, пьянствовать в сомнительном обществе, отлынивая от работы, и прикрывать свою полную несостоятельность высокими философскими идеями. Я в восторге от вашей жизненной позиции, господа! Сколько благородства! Только у кого вы станете занимать деньги и кто захочет вас кормить ради красивой болтовни? Вы называете себя мечтателями, а я вам скажу, кто вы на самом деле. Вы – паразиты. На ком вы будете паразитировать теперь, когда отринули общество добропорядочных граждан?

Пан Борживой краснел все сильнее и наконец заревел:

– Я его убью!

Господин Кандела слегка отстранился и неприятно прищурился:

– Что, милейший, правда глаза колет?

– Правда?! Правда?! – задыхался Борживой.

– Пусть лучше расскажет, как он очутился среди нас, – вмешалась Гиацинта.

– В самом деле, – поддержал ее философ. – Вы, кажется, выступали тут за порядок? Вот и подчиняйтесь порядку. Ваш жребий пятый. Рассказывайте.

– Ну что ж, раз вы так настаиваете, расскажу и я печальную историю, вследствие которой я имею сомнительное удовольствие находиться в вашем обществе. Но уж попрошу тех господ, которым эта история известна, не перебивать меня замечаниями. У вас, как говорится, своя правда, у меня – своя.

В муниципалитете города Кейзенбруннера я уже восемь лет занимаю ответственный пост судебного исполнителя. Добавлю также, что должность эта выборная и добрые жители нашего города уже второй раз отдали за меня свои голоса. Может быть, для кого-то это ничего не значит, но я этим горжусь. Да, горжусь.

Позвольте для начала кратко обрисовать сферу деятельности нашего муниципалитета.

Город Кейзенбруннер был воздвигнут вокруг сырного колодца. Сыр – основа нашего благосостояния. Поэтому и неудивительно, что учет и распределение сыра является основным направлением деятельности нашего муниципалитета. Мы также привлекаем ученых, работающих над улучшением качества сыра.

– Ближе к делу, пожалуйста, – вежливо попросил Освальд фон Штранден. – Все-таки мы – не ваши избиратели.

Вольфрам Какам Кандела, столь неожиданно сбитый с мысли, глуповато заморгал и совсем другим голосом произнес:

– Э-э… э-э… Как судебный исполнитель я не раз… неоднократно… иногда доводилось… кх-кх! Итак, как уже было сказано, находящийся здесь пан Борживой из Сливиц занял в казне магистрата сумму в триста золотых гульденов на какие-то свои неотложные нужды. Многие из членов совета выступали против этого займа. Деловые качества пана Борживоя оставляют желать лучшего, и это ни для кого не секрет.

Когда пан Борживой в полном смысле слова выбросил деньги на ветер, я ничуть не удивился. Дальнейшее вам известно от самого пана Борживоя. На справедливое требование магистрата о погашении долга он ответил категорическим отказом. Повторный запрос вызвал угрозы с его стороны. Прошло целых полгода, господа, прежде чем терпение города лопнуло! Целых полгода!

Наконец имущество пана Борживоя было описано. Вот только одна деталь, характеризующая полную незаконопослушность этого человека. Нашего уполномоченного, который должен был официально описать его скудный скарб, он впустил лишь для того, чтобы выбросить из окна. Нам пришлось прибегнуть к услугам тайного агента и заслать в дом муниципального чиновника под видом бродячего клопобоя. В этих старых рыцарских замках всегда, знаете ли, полно разных насекомых…

(Пан Борживой отчетливо заскрежетал зубами, но ничего не сказал.)

…Спустя несколько дней, – продолжал Кандела, – мы уже располагали достоверными сведениями о том, что стоимость имущества нашего должника не превышает четырехсот гульденов. Был направлен судебный исполнитель, то есть я, с соответствующими предписаниями и тремя гвардейцами из числа горожан. Мы должны были взыскать с пана Борживоя из Сливиц причитающуюся сумму, то есть практически все его имущество.

Мы, конечно, были готовы к некоторым неудобствам. Я неоднократно встречался с проявлениями неудовольствия со стороны господ, у которых выносили сундуки. Однако с подобным довелось столкнуться впервые.

Злостный неплательщик устроил настоящую кровавую баню. Первый гвардеец – между прочим, отец восьмерых детей, владелец бакалейной лавки, – был сражен арбалетной стрелой, выпущенной из башни. Двое других, обходя башню с флангов, прикрывали мое наступление на главные ворота.

Ужасный крик сотряс воздух! Второй мой соратник, также весьма достойный человек, чесальщик шерсти, попал в волчью яму и напоролся на острые колья. Он скончался после сорока семи минут нечеловеческих мучений.

Третий подобрался уже к самой стене, где чья-то жестокая рука внезапно опрокинула на него чан кипящих помоев. В тот же миг из ворот выскочил сам Борживой и приставил к моему горлу обнаженную саблю. Я сдался превосходящей силе противника…

Злобный варвар, не желая выплачивать долг, связал мне руки веревкой и уволок «в полон» – так он выразился. Я покинул Сливицы против своей воли, как пленник пана Борживоя, осыпаемый насмешками и так называемыми остроумными шутками его холуя Гловача.

Я почти закончил, господа. Буду краток. Все вы были свидетелями того, как мы появились в окрестностях Кейзенбруннера под высоким раскидистым дубом, где прозвучало выступление брата Дубравы. Выступление содержательное, хотя и во многом спорное. Я целиком и полностью поддерживаю муниципалитет, воспретивший брату Дубраве публичные речи в стенах города. Ведь если вдуматься, к чему он вас призывает? Сбросить так называемые оковы? Оковы, извините, чего? Приличий? Законности? Здравого смысла?

Впрочем, оглядываясь сейчас вокруг себя, я понимаю, что напрасно считал его затею изначально пропащей. Брат Дубрава все-таки нашел себе достойных последователей. Но кто они, эти люди? Велика ли их ценность для общества? На этот вопрос возможен лишь один исчерпывающий ответ: увы! Объявляю открыто, что нахожусь здесь вопреки своему желанию, как жертва кровожадных наклонностей пана Борживоя! Известно ли вам, что он похитил меня с целью подвергать пыткам, причем Гловачу вменяется в обязанность сочинять о моих страданиях баллады и отсылать их в муниципалитет?