Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны.Том 18

— Много повидали сражений, сэр? — спросил Квентин больше из вежливости, уже решив про себя, что сэр Оливер служил не иначе как по провиантской части.

— Сражений? Порядочно, — отвечал сэр Оливер и стал расписывать сечу под Пизой таким тоном, словно все о ней наслышаны. Мимоходом упомянул он и о других вооруженных стычках под стенами и в стенах всех итальянских городов, именуя их не иначе как кровопролитными побоищами.

Квентин усомнился в правдивости рассказов, поскольку помнил слова отца: война в Италии состоит из воинственных прилюдных речей и тайных торгов, потом войска входят в город или осада снимается, в зависимости от достигнутого соглашения. Отец говорил еще, что французы, те воюют без дураков, но уж итальянцы и наемники точно создают видимость.

Сэр Оливер не упоминал французов, только Колонна, Борджиа, Медичи и других иностранцев. Он взахлеб живописал утренние сражения, когда малочисленные отряды тягаются на мечах и копьях с такими же отрядами противника, рассказывал о ночных дозорах в северной Италии, где еще удерживаются сарацины, о внезапных отчаянных сшибках под стенами города, где смерть подстерегает осаждающих в обличье кипящего масла или расплавленного свинца.

Сэр Оливер был маленький, коренастый, не первой молодости господин с лысиной и козлиной бородкой. В пылу разговора он для вящей убедительности вскидывал голову, отчего бороденка смешно тряслась. Собираясь ошеломить слушателей очередной кровавой подробностью, он многозначительно прочищал горло. Проказница Киска уже начала ему подражать, и Квентин с трудом сдерживал смех.

Наконец подошел Уот и объявил, что колесо прилажено. Сэр Оливер похвалил слугу и с мужественной скромностью принял общие изъявления благодарности. Он сказал, что, коль скоро они все едут на богомолье в Венецию, им еще встречаться и встречаться, явно подразумевая, что общество такого прославленного рыцаря всем придется по вкусу. Киска самым серьезным тоном заверила, что ему-де всегда рады, ведь колесо может отвалиться еще раз. Сэр Оливер принял сказанное за чистую монету, даже не задумавшись, почему на Киску, Квентина и нескольких дам одновременно напал приступ кашля.

Чуть позже паломники встретились с монахиней, которая должна была их сопровождать, но присоединилась только сейчас. Она подъехала на кобыле, позади слуга на муле вез ее сокола. Карета остановилась, пассажиры быстро посовещались и подвинулись, освобождая место.

Мать Иоанна была аббатисой Урсулинского монастыря под Гравелином, в Англии. Пассажиры тут же узнали, что ее фамилия Мортимер и что она состоит в близком родстве со шропширскими Мортимерами. У нее было скуластое, загорелое лицо, она повсюду таскала с собой сокола, на каждой остановке сдергивала с птицы клобучок и отправляла за дичью. Когда сокол возвращался с растерзанной полевкой, настоятельница хлопала в ладоши и приговаривала: «Отлично, мистрисс Свифтли» — так звали птицу.

Пронзительное сюсюканье доводило Квентина до исступления; всякий раз, как монахиня заводила беседу с соколом, мальчик крепился, чтобы не прыснуть со смеху. Наконец пассажиры уговорили аббатису, чтоб сокол ехал на карете вместе со слугой. Мать Иоанна приуныла, но тут же заметила замершего на опушке оленя. Она предложила остановиться для импровизированной охоты, однако у паломников не было собак, кроме чьего-то мопса, а тот явно не одолел бы и крысы.

Общество узнало, что мать Иоанна не просто Мортимер, но и старшая сестра той самой Констанции, что составила блестящую партию с маркизом Сен-Бо. Она сама, не желая связывать себя узами брака (или, как потом шепнула Квентину Киска, не найдя при всех своих поместьях и титулах никого, кто б на нее польстился), убедила отца поставить ее во главе монастыря. Она объявила, что очень довольна своей обителью под Гравелином, охотничьи угодья там выше всяких похвал, к тому ж и соседний лес в полном ее распоряжении. Сестры все сплошь из хороших фамилий, так что приятное общество за столом обеспечено.

И так прошел день.

Глава 2

Сэр Оливер откинулся в седле и огляделся. Они все еще ехали по открытой местности. На много миль влево тянулись приятные пологие холмы, справа журчал быстрый поток. Впереди уже различались купы могучих деревьев, предвестники начинающегося леса.

Но сэр Оливер видел и нечто другое: примерно в миле впереди путешественников с холмов на дорогу спускалось маленькое красное пятнышко.

Мать Иоанна подъехала к сэру Оливеру на отлично вышколенной гнедой.

— В чем дело? — спросила игуменья. — Почему мы остановились?

Сэр Оливер отвечал:

— Хочу предварительно взглянуть на местность.

— И какого лешего вы собираетесь там увидеть? — поинтересовалась Иоанна.

— Я высматриваю разбойников, которыми, по слухам, кишит эта страна, — сообщил Оливер.

— Нас охраняют, — указала мать Иоанна. — Четверо арбалетчиков, что даром едят наш хлеб.

— Я не вполне им доверяю, — возразил Оливер. — Такие людишки обыкновенно разбегаются при первых признаках опасности. Я предпочел бы знать об угрозе загодя.

— Это смешно, — сказала Иоанна. — Тысяча разбойников будет прятаться в лесу в нескольких футах от нас, и мы их не увидим, пока они сами того не захотят.

— Я все равно должен оглядеться, — упорствовал Оливер. — Там впереди кто-то есть.

Иоанна сощурилась. Она была близорука и не сразу угадала в красном пятнышке человека.

— Откуда он взялся? — пробормотала игуменья как бы про себя.

— Не знаю, — сказал Оливер. — Но он направляется в нашу сторону, так что скоро все выяснится.

Они молча ждали, пока всадник подъедет. Позади растянулся караван: две кареты, четыре верховых лошади и двенадцать мулов. Всего богомольцев было тридцать человек. Часть присоединилась в Париже, где паломники останавливались запастись провизией. Там же, в Париже, они наняли четырех арбалетчиков, бывших солдат итальянской армии, во главе с сержантом по имени Патрис, который объявил, что он и его люди готовы за соответствующую плату охранять караван в небезопасном пути через южную Францию.

Настроение путников было отнюдь не безоблачное. В Париже они целый вечер проспорили, какой дорогой добираться до Венеции. Одни советовали избегать гор и двигаться самым легким путем через сердце Франции, но там снова бесчинствовали англичане. Даже английским подданным не следовало туда соваться.

Большинство высказывалось за западную дорогу, через Бургундию, затем по западному берегу Роны до темных лесов Лангедока, а через них в Руссильон. На том и порешили. До сих пор обходилось без происшествий, но путники оставались начеку, потому что от этой проклятой страны можно ждать худшего.