Елизавета Дворецкая - Зеркало и чаша

Все его худшие ожидания оправдались. Еще на Днепре, где через каждый переход стояли погосты, все пути были многократно исхожены, а население покорно, ни в одном погосте князь не получил положенного спокойно и сполна. Тиуны показывали ему в лучшем случае половину того, что собирали прежде, и разводили руками. Зимобор понимал, что больше взять действительно негде. Припасов было так мало, что в каждом погосте останавливались на лишних несколько дней: собрав небогатую дань, кмети разъезжались по лесам на охоту и забрасывали рыбачьи снасти под речной лед, чтобы хватило еды на следующий переход. Иначе все собранное пришлось бы проесть по пути и полюдье превратилось бы в совершенно напрасную двухмесячную прогулку по зимним лесам.

В самых верховьях Днепра стало труднее. Погостов здесь не было, на ночлег приходилось останавливаться в селах или вовсе на опушках леса. Кмети и вои рубили жердины, устраивали себе шалаши, покрывали их еловым лапником и закидывали снегом, сооружая подобие берлоги, набивались туда как можно плотнее и согревались собственным дыханием. Дозорные всю ночь жгли костры, а утром несколько десятков отправлялось на охоту, выслеживать по свежему снегу лосей, оленей, кабанов. Удачей было найти медвежью берлогу: этакой тушей, отъевшейся за лето и осень, можно было накормить разом всю дружину, а медвежьим жиром растереть простудившихся. Правда, медведи добром не сдавались, поэтому на охоте Зимобор потерял одного человека, да еще Предвару, удалому не по годам, лесной хозяин чуть не вырвал глаз.

На Вазузе полюдье встречали хмуро, почти как врагов. Сюда смоленский князь захаживал редко. Люди жили небольшими родовыми поселками, пахали пашню, били зверя, собирали мед, ловили рыбу, плавили железо. Когда род слишком разрастался и с ближайших угодий прокормить себя уже не мог, семейство младшего сына отделялось и уходило дальше в леса — снова корчевать деревья, палить и пахать. Благодаря этому все население каждого поселка, состоявшего обычно из пяти-семи, иногда десятка дворов, действительно было в родстве между собой и почитало общего предка — того, кто несколько десятилетий назад привел сюда род. Потомки этого предка, жившие в пределах досягаемости друг друга, назывались гнездом. Каждое гнездо насчитывало по несколько поселков, где два-три, а где и больше десятка. Гнезда находились на расстоянии дневного перехода одно от другого, благодаря чему возле гнезд было удобно ставить погосты. Но в этой малоосвоенной смоленскими князьями земле до погостов было еще далеко. Спасибо, что дружине позволялось пройти, не прокладывая себе дорогу мечами.

Каждый из здешних жителей душой и телом был во власти своих собственных старейшин, родных дедов и дядек, которые и решали, советуясь с толковыми головами, все дела, и судили споры. Поэтому никакой другой власти тут не требовалось и не имелось. Если возникали дела, касающиеся нескольких поселков, то их обсуждали на праздничных сборах возле гнездовых святилищ. Порой вспыхивали споры из-за угодий, и тогда начинались долгие рассуждения и воспоминания, «чей топор первым в том лесу ходил». Если разговоры не помогали, мужики, случалось, брались за те самые топоры. Но это опять же все между собой, и роды вовсе не жаждали, чтобы править ими взялся кто-то со стороны. Родовые предания сохранили память о древних князьях, и из уважения к ним кривичи не могли открыто отказать князю в дарах, которые приносили ему их предки, но и давать их совсем не стремились.

— Нет у нас хлеба, княже, не взыщи, — отвечали старосты, сурово хмурясь и не глядя в глаза. — Сам знаешь, какие дурные годы Род послал, — сами лебеду едим.

— Ну, поделитесь лебедой, нам и то сгодится, — отвечал Зимобор, и кмети начинали поиски.

Под злобными взглядами смердов перетряхивали погреба, амбары, хлевы. Из зерновых ям, прикрытых соломой и засыпанных землей, выгребались все запасы, и Зимобор, приказав все перевесить и перемерить, забирал десятую часть.

— Чтоб тебе с голоду околеть самому, проклятый, как ты детей наших губишь! — кричали ему бабы и плевали трижды, призывая лихо и немочь на головы грабителя. Кмети пытались их унять и вытолкать прочь, мужики молчали.

Связываться с дружиной и целым войском из сотни вооруженных воев смерды не могли, но и любви к князю не испытывали. В одном селе клеть, где он устроился на ночь, пытались поджечь. Дозорные кмети перехватила поджигателя еще у тына: ведро смолы и горшок с горячими углями явно обличали, зачем тот явился. Зимобор его помнил: у мужика он велел забрать корову, одну из немногих уцелевших на селе, потому что охота не удалась, а дружину надо было чем-то кормить.

— Повесить его надо, княже, и вся недолга! — сказал Красовит и сплюнул. — Чтобы другим неповадно было.

Но Зимобор не мог лишить семью еще и кормильца. До отъезда он велел спустить мужика в пустую зерновую яму, а потом его, надо думать, выпустили родовичи. На душе было гадко: он шел по своей собственной земле, как по чужой и враждебной, но что он мог сделать? Не собирать дань — обречь на голод и развал дружину, подвергнуть Смоленск опасности нападений. Для того чтобы иметь возможность завтра защитить этих людей, сегодня Зимобор был вынужден их обирать.

За Вазузой была чужая земля, и от нее повернули на юго-восток. На реке Касне вообще давненько не видели никаких сборщиков дани, поэтому в двух родовых поселках появление дружины стало полной неожиданностью. Селяне только изумленно таращили глаза, когда Зимобор разъяснял местным старостам, кто он и чего хочет.

— Нет у нас ряда со смоленскими князьями, чтобы дань платить, — отговаривался староста по имени Росляк, но понимал, как неглупый человек, что это не поможет. — Мы на Днепр не ходим... Отцы наши Смоленску не платили, и деды не платили...

— Все когда-то в первый раз случается, — отвечал Зимобор. — Платите по белке с рала[2] и приезжайте в Смоленск торговать, плывите мимо нас вниз хоть до Греческого моря — добро пожаловать.

— Мы на Днепр не ходим, Велес с ним, с Греческим морем! Бывает, с Юл-реки торговые гости приезжают...

— Так что ж, хазарскому кагану дань платить хотите? — презрительно бросил Красовит. — А перед дедами не стыдно, а, борода?

Что касняне торговали через Юл-реку, было истинной правдой. Велев обыскать село, Зимобор вскоре в этом убедился. Везде были приготовлены меха — соболи, куницы, бобры, мед в кадушках.

— Кому приготовили? — спрашивал Зимобор. — Неужто правда хазарам платите?

Эти товары, явно приготовленные на вывоз, его сразу насторожили. Если у смоленского князя есть соперник в этих местах, это осложняет дело.