Наталья Резанова - Золотая голова

Следующий противник — по виду приказчик — был посолиднее. Руки у него были очень длинные, куда мне, а в одной из них он сжимал тесак. Тут уж обломок дубинки помочь не мог. Любимый кинжал Ренхида, придется мне все же выпустить тебя на волю… Проще всего было бы метнуть его, но кинжал оставался моим последним оружием, и мне не хотелось выпускать его из рук. Судя по тому, как приказчик размахивал тесаком, вернее даже рубил, он был явно намерен распороть мне глотку. При его росте это было очень даже сподручно. А вот колоть при таких замашках было очень даже затруднительно. Зато кинжалом труднее защищаться, ничего не попишешь…

Насчет письма… Этого парня учили работать тесаком, сразу видно. А вот «расписывать» воздух клинком — вряд ли. Это для более тонкого и легкого оружия. Обычно — ножа. Кинжалом даже удобнее, он обоюдоострый.

Нет, его не учили, иначе плохо бы мне пришлось. Когда кинжал замелькал перед его глазами, словно выписывая непонятные письмена, он не то чтобы растерялся, но движения его замедлились. Он был выше меня, но кинжалом и бить сподручнее снизу вверх. Ничего особенного я ему не сделала. Просто резанула ему по венам на руках. На обеих. Чтоб оружие держать не мог. Все-таки он растерялся. Потому что, кроме рук, у него оставались и ноги, и голова, которая, может, и мало думала, но годилась на то, чтоб двинуть так, что мало не покажется.

Но он отступил. Отступил, как и остальные. Ненамного.

Оказалось, что южане, пользуясь моими геройскими действиями, почти полностью покинули поле брани. Оставался лишь один мужчина с разбитым в совершенную кашу лицом, который силился подняться с четверенек, и та самая женщина, впавшая в полное оцепенение. Она сидела на земле. Малыши, копошившиеся подле ее юбок, уже не орали, а попискивали, надорвав голоса.

— Бей крысу с крысенятами! — раздалось в толпе поборников эрдских вольностей. Они разбивали мостовую ломами и палками. Плохо дело, подумала я. Никакой кинжал не поможет.

— Бегите! — гавкнула я, вздернула оказавшегося ближе мужчину за шиворот и бросилась к женщине с детьми. — Бегите, черт вас дери!

Но женщина обвисала кулем, и мне не удавалось ее поднять. Засвистели камни, и я ринулась ниц, пригибая всех троих к земле. Послышался гогот. Плевать. Гордость в такой миг ни к чему, главное — уберечь голову, а там можно и ползком…

Потом крики и вопли изменились, смешиваясь с топотом копыт. Барахтаясь в куче прикрываемых мной тел, я отметила, что булыжники в нас не летят, и рискнула поднять голову.

Гейрред Тальви нарушил нейтралитет. Он врезался в толпу на своем высоком сером жеребце. В правой руке у него была шпага, в левой — пистолет. Я не слышала, чтоб он стрелял, может, он и не стрелял вовсе. Действовал он с исключительной расчетливостью и весьма эффективно, одновременно давя толпу конем, орудуя тяжелой шпагой и бия особо настойчивых по черепам рукояткой пистолета. За ним следовал Малхира, вопя нечто непонятное, но угрожающее, и вовсю размахивал палашом, больше для устрашения, но и это приносило некоторую пользу. Замыкал наступление Ренхид, влекущий в поводу храпящую Керли. Он ничего особенного не делал и все же помогал вытеснению противника.

Кругом орали:

— Сукины дети! Продались за южное золото!

— Предатели! Карнионские наемники!

Я поднялась на ноги, нащупывая в грязи железный прут, выпавший из руки все еще пребывающего в обмороке студента. Встряхнулась и двинулась к дерущимся. Странно — как только я поняла, что рассчитывать могу не только на себя, то почувствовала себя менее уверенно. Оглянувшись, я увидела, что женщина все же пришла в себя и убегает вдаль по переулку, держа одного из малышей под мышкой. Второго посадил себе на закорки ковылявший за ней мужчина.

Уже было ясно, что Тальви сотоварищи толпу сильно расшугали. Кто испугался, а кто и получил увечья. Когда я добралась до своих спутников, то лишь ухватилась за стремя Керли, отпыхиваясь и отбрасывая волосы со лба — шляпу я потеряла в самом начале драки. Но именно я первой услышала, или почувствовала всем телом, далекую дрожь мостовой. Марш тяжелых, подбитых железом сапог. У меня на такие вещи слух наметанный.

— Пора сматываться, — сказала я, сплевывая кровь.

— Что так? — удивился Малхира. Он еще не успел насладиться вкусом победы.

Послышался звук рожка. Толпа бросилась врассыпную.

— Уходим, — согласился Тальви, вкладывая шпагу в ножны. — И быстро.

Я вскарабкалась в седло, боюсь, не самым красивым образом. И только когда мы на рысях приблизились к Свантерским воротам, мне пришла мысль, что я слишком легко поддалась застарелой привычке удирать от городской стражи. Сегодня-то, скорее всего, повязали бы не нас, а нарушителей общественного спокойствия и зачинщиков мятежа. И все-таки любопытно было бы поглядеть, как владетель замка Тальви выпутывался бы из подобного положения.

Никто из них не спросил меня, зачем я полезла в драку, хотя все они были против. И я была этому рада. Сегодня утром Тальви угадал — моя верность долгу перед ним вполне может затмиться под влиянием более сильного чувства. А я всегда буду защищать тех, кого бьют, независимо от того, нравятся мне обиженные или нет.

«Эрденон для эрдов! « Меня передернуло от отвращения. Что это значит? Где они эрдов— то найдут через тысячу с лишком лет после Вторжения? Испанцы же не называют себя готами, а итальянцы — лангобардами, хотя у них для этого есть множество оснований. Кого из нас можно назвать чистым эрдом, помилуй Господь? Вероятно, молодого Гормундинга, но разве он похож на общепринятое представление об эрде? А я вот похожа, но моя мать была родом с самого что ни на есть Юга. Может быть, поэтому я не выношу, когда оскорбляют южан. Карнионцы! Карнионцы там же, где эрды, — в вечности. И в нашей крови.

Остановились мы на ночлег не в харчевне, а в леске у дороги. У ручья я наконец смогла смыть присохшую кровь с лица. А то так и ехала с битой мордой, пугая честных обывателей.

Малхира занимался лошадьми. Ренхид развел костер и собирался готовить ужин. На меня он взглянул с забытой было неловкостью. Может быть, потому что в сегодняшней драке даже мальчишка Малхира держался лучше него. А может, зная рассказы о моих похождениях, он не представлял себе, как это выглядит в жизни.

— Зачем ты на землю спрыгнула? — хмуро полюбопытствовал он. — На лошади этот сброд давить куда как лучше.

В самом деле, зачем? Пример Тальви и Малхиры доказывал его правоту. Очевидно, я не была уверена, что Керли с перепугу не начнет творить черт знает чего. Она же не была обученным боевым конем, как тот, что под нашим патроном. Хотя перепуганная лошадь в давке способна такого начудить — при желании не повторишь. Или просто я снова повиновалась слепой привычке? Так я ему и ответила, не вдаваясь в подробности: