Евгений Щепетнов - Охотник

— Может, вам чаю налить? Жарко. Небось в горле пересохло?

— Давайте. Не откажусь.

Полицейский кивнул, Мария Федоровна вскочила, засуетилась у плиты — недавно ей купили газовую плитку и небольшой баллон — Коля привез из райцентра. После того, как она две недели готовила на электрической плитке и на печи под навесом во дворе, газовая плита казалась верхом роскоши.

Человек быстро привыкает к хорошему — к газовой плите, центральному отоплению, горячей воде из крана, а когда чего-то из этого, такого привычного, лишается — мечтает вернуть себе прежнюю жизнь. Так и Мария Федоровна все никак не могла привыкнуть к деревенской жизни, лишенной маломальских радостей, легко доступных горожанам.

Наконец вазочка с сахаром, вазочка с вареньем, печенье и чайные чашки со смешными слониками на боках оказались на кухонном столе, накрытом новой клеенкой — тоже Коля привез. Участковый смотрел на суетящуюся женщину молча, больше наблюдая не за ней, а рассматривая обстановку прихожей, она же кухня. От его глаз не ускользнули ни свежевыскобленный пол, ни только недавно наклеенные обои.

Уже когда Мария Федоровна усаживалась на табурет, налив кипятка участковому и себе, вкатился хмурый, настороженный «Олег», с ходу развернувшись так, чтобы удобнее было метнуть нож. Ничего хорошего от полиции он не ждал, помня то, как участковый в городе работал в связке с бандитами. Увы, во всех мирах городская стража продажна — в большей или меньшей степени.

Появлению Олега полицейский не удивился. Не поздоровался, ничего не сказал, только сделал рукой приглашающий жест, а когда Сергар отрицательно помотал головой, равнодушно пожал плечами, мол, как хочешь.

Опять помолчали, похоже было, что участковый совсем не из болтунов. Он вроде и не замечал возникшего в комнате напряжения, отхлебывал чай — отдуваясь, потея, утирая лоб платочком, который достал из внутреннего кармана кителя. Платочек, как ни странно, оставался чистым. Полицейский умудрился не запачкаться и в этой пыльной жаре, что было совсем не просто, особенно катаясь по проселочным дорогам.

Выпив содержимое чашки, он перевернул ее вверх дном, поставил на блюдечко, сложил пальцы в замок и положил руки на стол.

— Куда трупы дели?

Мария Федоровна захлебнулась чаем, долго откашливалась, а когда откашлялась, сипло спросила:

— Какие трупы?! Вы что? Как вы смеете? Не знаю, как там вас звать, но…

— Игорь меня звать. Игорь Антонович Воскобойников. Участковый инспектор, старший лейтенант полиции. Я здешний, вырос в Жарковке, каждую ямку в округе знаю, каждый лесок. Охочусь с детства. Следы разбираю. Когда-то мечтал стать промысловиком, на Север уехать. Но вот так сложилось — стал милиционером. Полицейским, как сейчас говорят. Если считаете меня дураком — заблуждаетесь. И я вам докажу это — на раз-два. Эй, парень, подъезжай поближе, а то мне все время кажется, что ты хочешь выстрелить в спину из обреза. Нет у тебя обреза? Ну и замечательно…

Сергар подъехал к столу и оценивающе посмотрел на мужчину, одетого в форму. Тот был грузен, на вид рыхловат, но опытный глаз бойца сразу видел мощные покатые плечи, широкую грудную клетку и руки, способные переломить древко копья одним щелчком. Человек был силен, как медведь, и так же обманчиво вял и спокоен, когда не знаешь — то ли зверь лизнет тебе руку, то ли вырвет ее из плеча, чтобы пообедать доверившимся ему идиотом. С этим человеком ухо нужно было держать востро!

— Вот и замечательно, — улыбнулся участковый неожиданно мягкой, широкой улыбкой. — И вообще, расслабьтесь. Я не арестовывать вас приехал. Я приехал установить истину, какой бы она ни была. Я сейчас буду рассказывать, а вы меня не перебивайте, слушайте.

Он снова помолчал, потом вдруг перевернул чашку, поставил на донышко и кивнул Марии Федоровне:

— Да, жарковато сегодня! Не люблю жару. Мне бы лучше морозец, чтобы снег хрустел, чтобы иней на шапке! Ты любишь зиму, Олег?

— Хм… — не нашелся что сказать Сергар и сдавленно выдавил: — Не очень. Лучше пусть будет тепло.

— На вкус и цвет товарищей нет! — усмехнулся участковый. — Ну что же, продолжим. Ко мне два дня назад обратилась Кирьянова Нина Аркадьевна, она же Нинуха. Пропал ее сынок, Мишаня, он же Кирьянов Михаил Сидорович, Кирюха. С ним был друган, Харитонов Андрей Михайлович, погоняло Толстый. Они поехали в Самсоновку, к травнице. Это Нинуха так сказала — к травнице. И пропали. Пропала и машина — отец Кирюхи на ней когда-то ездил. Так вот, она требовала их найти. Заявление принесла. Надо сказать, что Кирюха и Толстый уже намозолили мне глаза, мутили тут воду, бухали, драку устроили, и то, что они пропали, — мне плевать, но, возможно, что-то задумали? Какое-то преступление? Далеко уехать на машине они не могли, в город поехать точно не могли. Машина оформлена на отца, страховки нет, да и прав у Кирюхи нет. Это до первого поста ДПС. Потом закроют. Они и так вышли по УДО, чуть что — снова на зону. Ну вот я и заинтересовался — что тут у меня на земле творится? И первым делом пошел к нашей колдунье…

— К кому?! — не выдержал Сергар. — Колдунье?!

— Ну да, — пожал плечами участковый и посмотрел на «Олега». — Колдунье. Есть у нас лекарка, баба Надя. Лечит травами, лечит руками — почище докторов. Кто не хочет в район ехать в больницу или просто не шибко болеет — все к ней. А кто-то и вообще к докторам не хочет ехать. Баба Надя все решает — руки-ноги вправляет, опухоли убирает, кости правит. Но речь не о ней. Я ведь как мыслил — если эти подонки что-то сотворили, кого-то обидели — этот кто-то пойдет к бабе Наде. Она почти никому не отказывает, всех лечит. Отказывать мне в информации лекарка не будет — себе дороже. Я все-таки власть и могу осложнить ее жизнь. Хотя и не хочу этого делать. Итак, баба Надя сообщила, что к ней обратился Петя из Самсоновки, и у него были сломаны три ребра. Она сделала ему перевязку, утянула, дала отвар, ну и… все. Я поспрашивал кое у кого в деревне, слухи тут быстро разносятся, узнал, что в Самсоновку, в дом покойной бабы Маши, вселились новые люди. Что их привез Вампир — известный гаденыш, но не совсем уж отморозок, кое-какие деньги переселенцам он оставляет. Ну и вот, я сложил два и два, приехал сюда, и мне все стало ясно.

Участковый замолчал, облегченно вздохнул и стал с видимым наслаждением потягивать чай из чашки. В кухне повисла звенящая тишина, какая бывает только в глухих деревнях, когда в ушах звенит от недостатка бьющей в уши горожан звуковой информации. Горожане этого не замечают, и только тогда, когда оказываются в безлюдных местах, понимают, что живут в беспрерывной какофонии — машины, соседи, самолеты, гул воды в трубах и гудение проводов. Здесь же — ничего, и только кровь шумит в ушах, да мозг выдает фантомные звуки — далекий, далекий звон — дззз… дззз… дззз…