Валерия Тишакова - Академия магии Южного королевства. Избранным вход запрещен!

— Это тебе!

Я двумя пальцами подняла измазанный в чернилах цветок и выкинула его в мусорку.

— Спасибо. Ты к ректору?

— Нет, тут Аугуст бумаги на подпись передал.

— Передал, спасибо, до свидания. Бумаги положи вон туда.

Я подвинула к себе чистый лист, чтобы начать все заново. Но не успела я написать и двух строк, как бумагу выдернули у меня из-под руки.

— Ты все еще злишься за ту вазу?

— За трехсотлетнюю вазу, которую разбил ты, а вычитают из моей зарплаты? — с сарказмом уточнила я. — Вот через год подходи, как раз расплачиваться прекращу и злиться перестану. Да ты даже осколки убрать не помог, я чуть палец себе не оттяпала, пока собирала их.

— Я оказал тебе первую помощь!

— А не полезь ты на шкаф за дорогущим антиквариатом и довольствуйся стеклянным ширпотребом на моем столе, этого бы не понадобилось.

— Бордовые лилии в простом стекле не смотрятся! Ты, как те лилии, достойна красивой оправы, то есть меня!

Олег нагло переложил бумаги на столешнице и сел на освободившееся место.

— Ваза стояла не здесь, и если ты решил украсить собой кабинет вместо нее, то лезь на шкаф.

— Лада Борисовна, спешу уверить вас, что шкаф тоже является антиквариатом, — Эверо встал в дверном проеме и скрестил руки на груди. — И если он сломается под весом этого кабанчика, то расплачиваться за него будете тоже вы. Как автор идеи. — Тут он перевел взгляд на Олега и, недобро сощурившись, продолжил: — А вы, молодой человек, уж больно упитанны для помощника. Может, урезать вам зарплату, раз вместо работы вы строите глазки моему секретарю?

Олега как ветром сдуло.

— А ты куда? — остановил меня в дверях оклик графа.

— Сообщу уборщице, кто общипал ее любимый гибискус. По-моему, половая тряпка будет очень органично смотреться у этого типа на голове.

Но вечер визитов на этом не окончился. Когда я, довольная, поднималась по лестнице от уборщицы, меня нагнал Никола Вермер.

— Я смотрю, вы не унываете даже в вашем положении, — вместо приветствия начал Никола. — Впрочем, я говорил Джонатану, что нарядить вас в цвет смертников — неудачная мысль.

Я резко остановилась на гладких мраморных ступеньках и чуть не улетела назад. Хорошо, Никола успел подхватить.

— Что? Так это не знак траура по его жене?

— Черный цвет при трауре носят только ближайшие родственники. Остальные могут носить любую одежду, только черную ленту на предплечье крепят.

— Тогда при чем тут цвет смертников?

— Все просто: род от них обычно отрекается, и оплакивать их некому. Вот их одевают в черное в знак того, что они в трауре по своей смерти.

За разговорами мы подошли к двери приемной, и Никола галантно пропустил меня вперед. Пока я переваривала информацию, он прошмыгнул к Джонатану.

Ну, Эверо! Ну, гад! Он бы мне еще арестантский номер и три белые полоски на месте сердца велел пришить! Это, получается, тут вся Академия мне на похороны уже скидывается? Мол, как баба ему надоест, ее сразу на эшафот потащат?

— Лада, принеси чай!

Будет тебе чай!

Когда я входила с подносом в кабинет графа, на моем лице не отражалось ни единой эмоции. Быстро расставив чашки на столе, я удалилась.

Вопль раздался примерно через минуту.

— Лада!

— Звали?

Я замерла на пороге. Само смирение, ручки к груди прижаты, глазки в пол смотрят.

— Это что? — Граф потряс чашкой с коричневой жижей.

— Чифирь! Я ведь, судя по одежде, должна уметь его готовить в совершенстве? Могу вам сухарей найти! А обращаться к тебе по-прежнему или вертухаем звать? Может, мне татуировку сделать? Купола там, или что у вас положено в тюрьмах накалывать?

— Довольно!

Граф саданул кулаком по столу и грозно рыкнул на Николу:

— Ты ей рассказал?

— Я думал, она знает!

Не став слушать нарастающий скандал, я пошла за свой стол.

— Лада, вернись.

— Все-таки решили сухарики погрызть?

— Есть сведения о расследовании. Думаю, тебе полезно будет знать, чтобы потом ты не упустила ничего важного.

Когда я устроилась на диване, Эверо дал знак Николе продолжать.

— Что выяснили?

— Что вам потолки надо повыше делать. Аделия в последнее время активно наставляла вам рога с погибшим придворным магом.

— Это не новость, — Джонатан отмахнулся и, ухватив из вазочки печенье, со смаком в него вгрызся.

Я была, мягко скажем, потрясена его равнодушием при известии о костных образованиях на голове.

— Ты так спокойно говоришь об изменах жены?

— Да. Иллюзий на ее счет я никогда не питал. Мне нужен был наследник с даром. Королевская чета не хотела назначать на должность главы сыска холостого и не оставившего наследника человека. Все-таки работа опасная. Вот тогда я и подобрал подающую надежды магичку. Она была бедна, и ее семья с радостью согласилась на этот брак. Правда, ей пришлось оставить Академию, не доучившись всего год. Я получил должность и наследника, она — деньги и титул. Но ее постоянные скандалы из-за моих измен меня утомляли. Она упрекала меня в загубленном даре. Тогда я и пристроил ее во фрейлины. И я в курсе дворцовых интриг, и ей было чем заняться. Ее любовники мне были безразличны, главное, чтобы на дуэль не вызывали.

— Ну ты и тварь, — не сдержалась я.

Понимаю несчастную женщину. Графу повезло, что разводы здесь не в чести, иначе давно бы столовое серебро на две кучки делил.

— Не цитируй Аделию.

Покончив с печеньем, граф отхлебнул заваренной мной бурды, помолчал и выдал:

— А неплохо, если привыкнуть.

Никола тем временем продолжил:

— Поскольку мы выяснили, что магу ввели в организм кровь Лады Борисовны, мы стали прорабатывать людей из его ближайшего окружения, имевших возможность вколоть ему кровь. Ваша жена была в этом списке.

— Судя по тому, что ее ты выделил особо, у нее нашли что-то интересное? — граф подался вперед.

Хоть какой-то интерес к жене проявил. Пусть и посмертный.

— Да, настойку сонной травы, шприц с остатками крови и ее отпечатками на нем, и вот это.

Он выложил на стол лист бумаги.

— Можете трогать, на нем специальное заклинание, которое не позволит вам оставить свои отпечатки.

Граф вчитался.

— Такое ощущение, что это страница из книги. Шрифт использовался еще во времена союза, — он потер бумагу между пальцами, — только вот бумага новая, — он понюхал лист. — Пахнет кофе. Странно.

Как человек, занимавшийся скрапбукингом, я довела до его сведения, что бумагу искусственно старят с помощью кофе.

— А что там?

Я подошла и наклонилась над плечом графа, чтобы получше рассмотреть. М-м-м, а приятный у него одеколон. Так, отставить нерабочие мысли!