Друиды - Морган Лливелин
Мы уже поднимались к Роще. Странно, но мои ноги теперь сами находили путь среди острых обломков камней. Я шел совершенно свободно и шептал про себя просьбу к Предначальному, чтобы он помог мне исполнить долг, как надлежит.
Друиды несли с собой факелы. Но горел пока лишь один в руках Сулис. В Роще друиды зажгли свои факелы от ее огня и разошлись, образуя круг. На верхушках деревьев еще виднелись отсветы заходящего солнца, но на самой поляне сгустились сумерки.
Менуа указал мне место в центре поляны. Нарлос запел, остальные подхватили и медленно начали обходить поляну по кругу. Поднялся ветер. Его голос сплетался с пением друидов. Сулис внимательно смотрела на меня из-под капюшона.
Пение оборвалось. Менуа вышел вперед и достал из мешочка у пояса несколько кожаных ремешков. Повинуясь его жесту, я протянул руки. Он туго обвязал мои запястья ремешками. Затем проделал то же самое с моими лодыжками. Пальцы рук и ног почти сразу занемели. Сулис вышла из круга и одним движением сбросила плащ. Под плащом не оказалось никакой одежды. Ее кожа пахла теплым хлебом. Мне приходилось видеть голых девушек, но Сулис была взрослой зрелой женщиной.
— Ложись, — приказала она мне.
Мне сделалось сильно не по себе. Друиды и священные дубы смотрели. Они ждали, что я приму участие в том, чего не понимал. Стало страшно. Страх ведь бывает разным.
Сулис встала на колени надо мной и развернула мое тело так, чтобы голова смотрела на север, вытянутые руки — на восток и на запад. И тогда она начала гладить меня под туникой. Руки целительницы были теплыми, но теперь прикосновения не имели ничего общего с лечением. Там, где она касалась меня, в теле словно вспыхивал огонь. Монотонное пение возобновилось.
Сулис несколько раз провела ладонями по моей груди, а потом начала снимать с меня тунику. Я как мог старался помогать ей. Кожа горела, я мечтал о прикосновении прохладного воздуха.
Когда я лег, она осторожно прижала большие пальцы к основанию моей шеи. Кровь стучала во мне набатом. Ее руки двинулись по моему телу, нажимая на разные точки. Мой внутренний дух неотступно следовал за ее руками. Я весь превратился в ощущения. Дышать становилось все труднее. Какой-то голос внутри меня повторял: чувствуй, чувствуй! В груди билось и плескалось волнующее знание, словно речной поток в паводок наткнулся на плотину, и вода бьется, стремясь вырваться на свободу. Кисти рук и пальцы ног, перехваченные ремешками, совсем онемели.
Меж тем руки Сулис все поглаживали мое тело. Было удивительно: как это она не обжигается? Мне казалось, что я лежу на муравейнике. Вот ее руки достигли моего живота, мой член стремительно рванулся вверх, словно существо, наделенное собственной волей. Он стал таким чувствительным, что я боялся закричать, если она вдруг коснется его.
Сулис разбросала мои ноги в стороны и устроилась между ними. Большими пальцами она ласкала теперь внутреннюю поверхность моих бедер. Судорога выгнула мои руки, а пальцы ног сжались, несмотря на ремешки. Сулис наклонилась. Теплое дыхание пошевелило волосы в моем паху. Я содрогнулся. А Сулис начала петь.
Это не была какая-нибудь любовная песня. В ней вообще не было слов, только чистая мелодия, хоровод звуков, кружащихся вокруг наших тел. Мне показалось, что и мой член включен в мелодию, он тоже играет в происходящем важную роль. Я вдруг понял, что это не пение. Просто я начал слышать так же, как тогда, в лесу слышал голос ночи.
Энергия, о которой говорил Менуа, текла через меня, била из меня фонтаном, а Сулис продолжала издавать низкие вибрирующие звуки и все гладила меня, пока наслаждение от ее касаний не стало пыткой.
Если меня сейчас не освободят, я лопну, как перезрелый фрукт. А освобождения все не было. Была только Сулис, ласкающая меня и поющая свою странную песню без слов. Иногда она проводила по моей коже ногтями, иногда ее распущенные волосы проходились по всему моему телу, щекоча кожу. Сила все росла и росла во мне, причиняя теперь уже нестерпимую боль. Против воли, тело мое начало выгибаться. В тот же миг четверо друидов схватили меня за руки и за ноги, удерживая на месте. Менуа взял мою левую руку. Я повернул голову, чтобы взглянуть на него. Капюшон друида был откинут, глаза закрыты, а губы двигались, словно вторя напеву Сулис. Сила текла сквозь меня, обжигая внутренности, вплетаясь в ритм пения, собираясь в огромный шар, впитывая в себя силу Рощи, готовая вот-вот взорваться вместе со мной. Сильнейший спазм снова выгнул дугой мою спину. Я не выдержал и закричал. Сулис замолчала. Деревья вокруг нас закружились, сила ринулась из меня, подобно копью, яростно брошенному во врага. Магический импульс устремился вдаль, туда, где наши воины уже вступили в схватку. Сила нашла их, влилась в их тела, укрепила ноги и руки, державшие оружие. У меня не было сомнений, что теперь все будет хорошо, они вернутся с победой.
Они вернулись победителями. Сеноны были разбиты и отступили в свои земли на северо-востоке. Наши воины не стали их преследовать. Они вернулись домой, чтобы отпраздновать победу.
Тарвос разыскал меня, чтобы рассказать о битве. Он был ранен, и даже дважды. Копье рассекло мышцы предплечья, а меч полоснул по щеке, оставив глубокий след от брови до челюсти. Раны были хотя и не смертельные, но серьезные. Я тут же потащил Тарвоса к Сулис, нашел ее и попросил позаботиться о Быке. Она обработала раны, наложила на руку повязку, смоченную травяным настоем, а с раной на лице возилась долго. В ход пошли сушеные овечьи почки, размоченные в молоке. Сулис старалась сделать будущий шрам как можно меньше. Я наблюдал за тем, как осторожно она касается скулы воина, вспоминал совсем другие прикосновения и завидовал Тарвосу с его ранами. Наконец, целительница отпустила нас, и я привел Тарвоса к нам в дом. Конечно, я собирался угостить его вином и самым подробным образом расспросить о битве.
Войдя, он тут же уселся у стены, оперся на нее спиной и осторожно потрогал щеку.
— Совсем не болит, — произнес он удивленно.
— Ну и хорошо, — кивнул я. — Так что ты говорил о битве?
— Ах, да. Очень много шума. Шум мне запомнился лучше всего. На войне всегда так, Айнвар. Все орут, ругаются, мечи звенят,
