Ниенна. Благословленная Смертью - Наталья Борисовна Русинова
— К-к-какие бесы? — дрожащим голосом спросил толстяк.
— Известное дело, какие, — укоряюще поджал губы Эдгар, ну точь-в-точь святой отец на исповеди. — Подзалупные бесы. Неужто не слышали?
Стоявшие сзади чародеи мгновенно разразились кашлем. У отвернувшегося Лясана, последнего из членов боевой тройки Альбрехта, меленько затряслись плечи.
Барич побагровел от гнева.
— Шутковать непотребно вздумали, милсдарь? Думаете, раз вы сын барона, можно глумиться над теми, кто вам по статусу не ровня?
— Никак нет, пан Ивор, — лицо Эдгара оставалось непоколебимо-спокойным. — Хотите, побожусь? Бесы вас одолевают, заводятся в штанах и скачут туда-сюда, от того вам ни днем, ни ночью покоя нет. Сны срамные одолевают, мысли постыдные, а коли нет возможности их воплотить, вы вином заливаетесь да сладостями запихаетесь, как не в себя. Разве ж столько еды нормальному человеку требуется? Сами же понимаете, что нет. Бесы вас изводят. А вскорести совсем изведут. Безо всякого чудища.
— Пощадите, милсдарь колдун! — и барич Ивор со стоном рухнул на колени. — Избавьте от напасти! Это ж прознают в селе, на улицу не выйти, засмеют!
— Верно, — кивнул Эдгар, нервно косясь на продолжающих кашлять друзей. Только Ниенна стояла спокойно, про себя посмеиваясь над легковерным хозяином. Ибо друг детства Аксель научил ее в детстве и не таким словам. — Не поймут вас селяне. Будут смотреть укоризненно и судачить меж собой. Такой, скажут, молодой, а уже подзалупным бесам поддался, срамник и бесстыдник. А кто-нибудь рано или поздно и королю доложит.
— Пожалейте, милсдарь, — уныло продолжал бубнить толстяк. — Не допустите позору, вы же образованный маг, в Акалемии чародейской учитесь, вы могете!
— Не могу, — со вздохом «признал» Эдгар. — Пока чудище, сердца вырывающее, в окрестностях верховодит, бесы в полную силу резвиться будут. К тому же, именно этот вид со стороны не победить. Вам самому, пан Репняной, придется противостоять поганым нечистецам, пока их немного, и они невидимы. А то рано или поздно разжиреют и плоть обретут, и начнут по всему вашему телу прыгать, тогда точно по всей округе дурная слава пойдет…
— Все сделаю, что угодно! — захныкал барич, потрясая тремя подбородками.
— Перво-наперво мыться вам должно каждый день, исподнее менять тоже, бесы чистого не терпят, — с серьезным лицом начал давать советы Эдгар. — Баню раз в три дня посещать, париться от души. Вина не пить, сладкого и тестяного не есть, жирного тоже…
— И к бабам не приставать, и даже на праздник не соваться, — шагнула к Эдгару Азали, прекратившая маскировать смех под кашель. — Я целительница, и можете мне поверить, хочу вам только добра. А то мало ли, придете развлекаться с чужими бабами, а у них тоже бесы какие-нибудь в причинном месте сидят…
— Страсти какие, — заохал барич, осеняя себя знаком Всеблагого Левия. — А надолго это? Ну, пост и баня, и остальное…
— Пока бесперебойное желание тискать баб не пропадет, — сурово припечатал Эдгар. — А вообще, жениться вам надо, барин. Но сначала избавьте себя от постыдной напасти!
— Все сделаю, как скажете, — закивал толстяк, с кряхтением поднимаясь на ноги. — И всем, чем смогу, помогу в поисках чудища! Отец мой вряд ли сможет что-то рассказать, он третью седьмицу с постели не встает, но я к вашим услугам!
Сердечно раскланявшись с подобревшим барином, чародеи вышли из поместья, добрели до поворота на деревню — и с хохотом рухнули в стоящий здесь же стог сена.
— Брешешь, как та собака, — с восхищением хлопнул Эдгара по плечу Альбрехт. — Но все равно понять не могу, чего ты встрял за этих баб? И король наш ничего не запрещал такого, а ты еще и богохульником себя чуть не выставил…
Эдгар же только усмехнулся.
— Вот ты скажи, мордатый, тебе девки какие нравятся?
— Ну… Красивые, — задумался лидер команды. — Стройные, с миленькими мордашками, с ножками изящными. Не очень высокие. Не капризные…
— А мне веселые, — поднял брови Эдгар. — Девки, когда веселые, они всегда красивые, ты просто этого не осознал еще. А какое уж веселье с козлом смердячим в одном доме, да в постели, тьфу-тьфу-тьфу, где тут дерево какое?
Боевик постучал себя по голове и продолжил.
— А еще я живых люблю. И потому отсюда не уеду, пока чудище не поймаю, которое девкам прехорошеньким, вот как эти две рыжули, сердца вырывает.
— С Ивором и отцом его тоже разобраться надо, — добавила Азали, привалившись к боку Бродди. Тот удивленно покосился на целительницу, но отодвигаться не стал. — Уверена, нет на них проклятья. А вот на то, что их травят потихоньку, могу голову об заклад поставить. Вы пятна вокруг глаз видели? Печень уже не справляется с воздействием яда. Потому и смердит он так, что последние слуги скоро разбегутся. Помрет барич, если мы не вмешаемся. Уверена, и папаша не просто так в постельке лежит три седьмицы.
— Как интересно, — хмыкнула Герда. — Значит, не зря я в холле того… пошерудила немного?
И валькирия достала из кармана серебряную ложечку.
— Герда, ты сперла чужое имущество? — так и ахнула Ниенна.
— Взяла на время, — поправила подруга, сурово нахмурив брови. — Серебро точно покажет, есть на доме проклятье или нет. На вот, изучай, это по твоей части.
— Сначала я, — Азали приняла ложку в большой носовой платок, чтобы не касаться голыми руками. — А то вдруг на ней яда немеряно. Потом уже на проклятья проверим. Ну что, други, пора в деревню? Хочу ополоснуться с дороги, поесть да отдохнуть, пусть даже и на печке.
— И с девками за околицей посудачить, — добавил Альбрехт. — Они наверняка что-то могут знать.
— И не только посудачить, — мечтательно зажмурился Эдгар.
*
Рыженьких близняшек звали Лана и Эля, хорошенькую чернулю — Агашка. Остальных девиц из пестрой щебечущей стайки Ниенна не запомнила. Но с ней молоденькие селянки и не жаждали особо общаться, полностью переключившись на боевиков. Заинтересовала их только Азали, у которой девки полушепотом просили то средства для избавления от чирьев и бородавок, то пилюли от нежеланной беременности.
— Вы только отцу-благодетелю на исповеди потом не ляпните, что я вам помогаю! — предупредила целительница, записывая на бумажке заказы. Денег она требовать ни с кого не стала, от подношения в виде репы отказалась, а вот кринку со свежайшим медом приняла с благодарностью. — А то вместе и будем время коротать в яме с кольями, куда нас жандармы бросят…
— Так некому нас слушать, — бесхитростно сообщила Агашка. — Отец Генрих онемел и почти оглох год назад, ему хоть в ухо всякий срам ори — токма кивает довольно, будто своими глазами все видел. Старики говорят, бог слышит сказанное, даже если отец-благодетель глух, как пень. А
